Юрий Валов.
Два рассказа.
(сентябрь 2021 г.)
"ТАЙНА РЫБЬЕГО ЖИРА"
Июнь 1987 г.
В Нью-Йорке стояла душная майская ночь. Как водится по субботам, народ был занят отдыхом и развлечениями.
Две фигуры, пробирались по тротуару к проезжей части. Они еще не голосовали, но я уже почуял, что это не просто прохожие, а пассажиры.
На автомате я зарегистрировал следующее: - черный и белый, банковские клерки мелкой сошки, координация слегка нарушена, однако вроде не криминалы и не в дупель пьяные, - брать можно.
Затем все происходило, как оно и всегда происходит в таких случаях. Черный приотстал от белого, делая вид, что они не вместе, белый поднял руку, я остановился, белый сел, а уже потом подсел черный.
Семьдесят четвертая и Амстердам,— сказал белый.
Я включил счетчик, и мое существо исчезло из такси, оставив тело функционировать на автопилоте. Мы уже проехали кварталов пять, когда черный спросил у меня, указывая пальцем на мою таксишную лицензию: - What kind of name is that? (типа -“А это что за имя у тебя?). Мотор тащил старый “шевролет” по ухабистой Шестой авеню…
Не желая заводить пустых разговоров, я коротко ответил - русское.
— Так ты из России, — не унимался черный.
— Да, я из России, — сухо ответил я и с горечью подумал, что все-таки вляпался в пустую болтовню.
Поддерживать разговор приходилось из чисто алчных соображений, так как в противном случае могли в чаевых отказать.
Черный стал рассказывать, про своих сотрудников из России. Про какого-то Джейкоба (то—бишь Яша по-русски:) и про то что тот может выпить очень много водки, потом про какую-то Ирину из Киева. На описание Ирининых грудей ушло квартала три. Тут мне представился резкий запах пота из подмышек — запах этого вечного спутника больших грудей, особенно киевских.
Черный открыл мне, что даже стал кадрить Иру но та ему отказала сославшись на занятость.
- Это потому, что ты - черный, - внезапно встрял в разговор белый, и оба они громко расхохотались.
- А вот у меня с ней однажды… - сказал белый, и тут начались подробности в деталях. Такси превратилось в обширную казарму. Клерки были одеты в красноармейскую форму — все, кроме сапог. Они сидели в портянках, причем белый на верхней кровати и болтал ногами. Черный сидел на нижней и, задрав голову слушал белого. В проходе на стене суровой Монной-Лизой висел Суворов. Белый рассказывал смачно и по-английски, а из-за окна доносилось “соловей, соловей, пташечка” с присвистом, под грохот сапог и под грубые окрики старшины по-русски.
-Тьфу ты - подумал я и рывком головы стряхнул странное виденье.
Тут клерки у меня спросили, не буду ли я возражать, ежели они закурят “веселящего табаку” и не захочу ли я принять участие.
Так как ни возражать, ни принимать участия я не собирался, они смачно зашипели и закашляли, обжигая пальцы.
Насытившись дымом, они мудро замолчали.Было очень душно, и мы почти уже приехали, когда черный вдруг спросил, не обижусь ли я, ежели он задаст мне вопрос имеющий отношение ко всем выходцам из России, а тем самым и ко мне.
Я быстро взглянул на счетчик. Счетчик показывал $3.10. Если не обижусь, сообразил я, получу $5.
- Давай, дуй, не обижусь - с твердой уверенностью сказал я.
- Вот я все время ощущаю какое-то различие, - начал черный - какую-то разницу между нами и вами. Что-то мне непонятное есть в вас ребята, что это?
-Ну достал, - подумал я и почувствовал, что вот-вот начну вещать.
И тихим голосом, в тон черному, я произнес следующее:
Я, один из немногих, кто действительно знает тайну этого различия. Индифферентно развалившийся, белый насторожился.
— После Второй мировой войны, — сказал я, — пища в СССР, была бедна питательными веществами, особенно этот недостаток сказывался на детях. Чтобы исправить ситуацию, детям стали регулярно давать рыбий жир.
В то время никто не мог и предполагать о последствиях, проявившихся гораздо позже. Регулярное принятие рыбьего жира привело к гармонально-психическим изменениям в детях.
— И произошло следующее, — продолжал я, — мальчики, развиваясь в мужском теле, становились женщинами, а девочки в женском - мужчинами.
Глаза черного застыли…
Я повернул свое бородатое лицо к пассажирам и сказал:
-Вот я, например, был рожден мальчиком, а теперь — женщина.
Черный остолбенел.
— Отсюда и ощущение различия, - вот ты например подходишь к русской женщине, а она на самом деле мужчина.
Черный, двигаясь, как “зомби”, вылез из такси, дал мне десять долларов и не попросил сдачи…
"РИМСКИЙ УЖИН"
1987-2016
Если я не был в Москве в мамин день рождения, то звонил ей и поздравлял её по телефону.
А в начале декабря 1976 года я находился в Риме и и поздравил, позвонив, оттуда. Она очень обрадовалась и мне стало радостно от этого. Возвращаясь из переговорного пункта я в хорошем настроении зашел в бар и хряпнул чего-то крепкого, покурил и пошел, по дороге взяв пузырь на вечер, чтобы с соседом за мамино здоровье выпить. Сосед выпил рюмку и свалил по своим делам, а я продолжал, покуривая. Время шло и к полуночи я слегка захмелев и сильно проголодавшись, выяснил, что под рукой ничего перекусить и не было.
В 70-е годы, любой проголодавшийся к полуночи, находящийся один в чужом городе и родом из СССР, знал, что в это время, поесть можно было только на вокзале или в аэропорту. До Термини – основного вокзала Рима было минут десять пешком.
И вот я уже в огромном, полу-пустом зале ожидания, где каждый звук отдавался гулким эхом. Идя по периметру зала в поисках буфета и совершив уже почти полный круг, я обратил внимание на трех молодых, волосатых парней поодаль, двигавшихся в моем направлении. Двое были примерно моего роста, а третий коротышка. Коротышка прихрамывал, Они подошли и по-английски учтиво предложили свою помощь, видя, что я чего-то ищу. Поблагодарив, я сказал им, что ищу где бы перекусить и тогда они стали советоваться между собой по-итальянски. Я извинился и встрял по-английски, чтоб внести ясность:
– Какое нибудь недорогое место…
– Да, конечно!– сказал по-английски коротышка и опять перешел на итальянский, продолжая обсуждение с приятелями. Через несколько секунд, и уже по-английски он сообщил мне, что, посоветовавшись, они решили порекомендовать одно замечательное и совсем недорогое место, которое к счастью находилось в пяти минутах ходьбы отсюда. Я обрадовался и спросил как туда пройти.
– Как выйдешь из главного входа - направо, до угла вокзала и там опять направо потом первый переулок налево, – да чего там, давай мы тебя проводим и покажем, у нас до отхода поезда еще пол-часа, а здесь всего минут пять до ресторана.
– Да мне как-то неудобно – говорю, – ничего, сам найду.
– Нет, нет решено, мы тебе покажем.
Вот она, учтивая и доброжелательная Европа с чувством благодарности подумал я и мы пошли…
– Ты откуда? Спросили они, – а вы куда едете, спросил я…
Обычный разговор “не о чем” незнакомых людей…
Размытые отражения тусклых фонарей на мокром и от того черном асфальте, сырой, промозглый воздух, – вот тебе и зимняя ночь в Риме.
Мы уже пару раз повернули, когда я спросил,
– Где же этот ресторан?
– Да там, за углом, – весело ответил хромой.
Мы завернули за угол и вошли в обширный подъезд, в центре на стене висело большое зеркало, а перед ним на узком столике стояла изящная ваза с цветами.
Вдруг я увидел только мраморный пол, так как двое, что были повыше, оказались у меня по бокам и согнули меня буквой “гэ”, при этом крепко держа меня за руки, хромой же с ловкостью циркача обшмонал буквально все мои карманы. Вся операция заняла у них не более трех секунд и они вмиг исчезли.
Оцепенев, я продолжал стоять в позе пловца, на старте, и постепенно выпрямившись вышел на улицу, где стал переваривать произошедшее. Ошалевший от случившегося, еще хмельноватый от выпитого дома и все еще голодный я стал определять реальный ущерб.
Так, деньги сперли все, с руки Сейку сняли, а самое главное, – это все мои документы пропали (в то время для человека из Совка оказаться в чужой стране без денег и без документов было чем-то невообразимым).
– Ну я и попал, с ужасом подумал я. Машинально сунув руку в правый карман куртки я нащупал пачку сигарет и зажигалку, видимо грабители не курили, к моему счастливому удивлению, потом похлопав, на всякий случай по левому, я еще к большему своему удивлению извлек оттуда непочатую фляжку дешевого бренди…
– Эти гады оставили ее мне, чтобы поправить настроение – подумал я.
Завинченная пробка щелкнула, я сделал пару приличных глотков и горячее тепло разлилось по телу, закурил и в Риме стало гораздо лучше…