Вокально-Инструментальная Эра (1960-1988)
www.via-era.narod.ru
Михаил Тонконогов и Наталья Бравичева.
Чермен Владимирович Касаев
Интервью 19 февраля 2006 года. Москва2
К нам в редакцию очень охотно шли авторы. А мы, редакторы, тогда много работали с композиторами в студии. Прежде всего, это благодаря огромной слушательской аудитории. Кроме этого, была хорошо продумана система оплаты авторам. По существовавшему тогда закону, радио оплачивало авторам только первое исполнение. Если произведение уже где-то звучало или было издано, то на радио за него ничего не платили. Все остальные организации могли платить потиражные и после эфира на радио. И когда кто-то говорил, что радио им мало платит, я отвечал: "Мы платим славой".
В то время существовал художественный совет музыкальной редакции радио по приему новых сочинений, в который входили маститые композиторы, поэты и просто грамотные музыканты, работники культуры. Маститые на заседания никогда не ходили, всегда участвовали только рядовые члены худсовета. Я в первый раз, вошел в состав художественного совета примерно в 1960-м году. Однажды помню, пришел Аркадий Ильич Островский и сыграл песню "А у нас во дворе". Наш художественный совет эту песню не принял - "мелкотемье". Потом вдруг она прозвучала в передаче "С добрым утром" (тогда там худсовета не было). И успех огромный! Во мне заиграло честолюбие. Как так? Мы не приняли, а песня-то хорошая! С тех пор мое отношение к художественным советам стало очень негативным.
Поэтому, когда в 1969 году я стал заведующим отделом, новые работы крупных авторов через художественный совет никогда не проводил. С мэтрами песни работа была всегда индивидуальной. Например, приходил ко мне в редакцию Марк Фрадкин, играл свою песню, мы обсуждали, кто будет исполнять, кто аранжировать и т.д. Художественный совет для меня был как средство работы с "графоманами". Хотя, конечно, официальная процедура для всех была одинаковой. В протокол заседания художественного совета записывалось, какие сочинения исполнялись, и какое решение было принято. Я сам вписывал Фрадкина в протокол, хотя на заседании он не заслушивался. Новая песня шла в эфир, а в бухгалтерию подавался счет с клавиром, на котором стояла дата выхода песни и дата протокола худсовета. Точно так же я поступал и в отношении многих других популярных авторов. И не то, чтобы я им лично симпатизировал - Бабаджанян, Пахмутова, Фельцман - это величины. Поэтому за все, что я для них делал, я мог бы отвечать где угодно. А жалобы нашему начальству писали только графоманы, и мне приходилось отписывать, что песня отклонена решением художественного совета.
 |
Помню еще случай, когда художественный совет к исполнению в новогодней программе не принял хорошую песню. Это было уже в середине 70-х. К тому времени Лапин распорядился, чтобы все редакции проводили новые песни через художественный совет всесоюзного радио. Пришел Тухманов, принес для радиостанции "Юность" новую песню "День победы". Но он сделал большую ошибку. Вместо того, чтобы сыграть песню самому на рояле, он принес запись, где песню исполняла Татьяна Сашко. Это было, конечно, не то, знакомое всем, а совсем иное исполнение. Художественный совет песню не принял. Сказали, что фокстротные интонации и синкопы для такой серьезной темы не годятся. А мне песня понравилась. Тогда я договорился с главным редактором и не включил ее в протокол, как будто ее на худсовете не заслушивали. Потом мы сделали запись из Колонного зала, где на концерте в честь Дня милиции Лев Лещенко спел "День победы" в сопровождении оркестра Юрия Силантьева. Успех у песни был огромный. Когда на совещании в Союзе композиторов, те, кто были у нас на художественном совете, стали выговаривать Тихону Хренникову: "Что это такое? Безобразие! Что происходит на телевидении? Мы запретили эту песню, а она там идет!", он ответил: "Да бросьте вы! Эта песня в ЦК партии самый большой успех имеет. И она столько благ нам дала, что вы лучше замолчите!"
Михаил: Чермен Владимирович, расскажите, пожалуйста, историю оркестра Вадима Людвиковского.
Когда создавали Ансамбль советской песни Всесоюзного радио Василия Васильевича Целиковского, тогда же получили разрешение в ЦК и на создание музыкального коллектива - танцевального оркестра. Мы, музыканты, друг друга все знали. Людвиковский работал в оркестре Утесова музыкальным руководителем. Потом Вадима приняли в Союз Композиторов, его и Юру Саульского Союз долго официально не признавал. Личные отношения у нас еще тогда завязались. И вот слух о создании нового оркестра быстро распространился по Москве. Сразу забеспокоились все музыкальные руководители, ведь на радио было очень удобно работать. Не надо ездить ни на какие гастроли. Твердое место, твердая зарплата, и халтура бывала, и все, что угодно. Мы уже почти договорились делать оркестр с Людвиковским, а тут вдруг кто-то из оркестра Утесова подговорил Леонида Осиповича, и он позвонил главному редактору музыкальной редакции радио Николаю Петровичу Чеплыгину, что он готов вместе со всем своим оркестром перейти к нам.
Вызывает меня Николай Петрович и говорит: "Вот Утесов предлагает перейти к нам. Что нам еще нужно!?". Я говорю: "В оркестре Утесова сейчас почти нет хороших музыкантов. Это все уже прошедшее время. А мы с Вадимом Николаевичем собираем лучших музыкантов со всех оркестров. И у нас будет самый лучший оркестр". Николай Петрович ко мне очень хорошо относился. И он сказал: "Ладно. Как ты скажешь". И к нам в редакцию на улице Качалова приходили все лучшие музыканты - Бахолдин, Зубов, Бухгольц, Гаранян... С инструментами приходили. "Когда, Когда?". Короче, лучшие музыканты там собирались, пока, наконец, их утвердили. Дали репетиционное помещение - клуб Министерства финансов на улице Степана Разина. Все вместе быстро сделали репертуар. Честно скажу, получился оркестр экстра-класса.
В начале 70-х, когда к нам начали приезжать иностранные гости, Николай Петрович говорил: "Ну, у тебя там есть что-то такое, чтобы иностранцам показать, как мы умеем играть". Я брал записи Людвиковского и показывал. Они за голову хватались: "Как? У вас такой оркестр есть? Почему мы не знаем?"
Но оркестр постигла неудача. Они иногда выступали по телевидению. А телевизионщики под выступление оркестра давали любые фонограммы - совершенно жуткий, дешевый репертуар. Они там делали вид, что играют, какие-то певцы чего-то пели, но это не был репертуар оркестра. Я в это не вмешивался, потому что на телевидении своя редактура, а Вадим не мог отстоять. Все это вызвало у Лапина негативное отношение к оркестру. А тут еще совпадение, вышел указ об ответственности за нарушение общественного порядка. Вадим Людвиковский был в ресторане "Новый Арбат", вышел оттуда в состоянии хорошего подпития: В общем, милиция, протокол. И все это пришло к Лапину. Он тут же принимает решение: разогнать оркестр! Сначала убрали Людвиковского, потом и весь оркестр расформировали. Музыканты ушли на фирму "Мелодия". Там стали называться "Мелодия". Но это уже с Георгием Гараняном.
Людвиковский потом работал, как композитор. Такого, чтобы его запрещали исполнять, не было. Политические запреты если когда и были, запрещали исполнять тех, кто уезжал из Страны.
Михаил: Вы рассказали о Вадиме Людвиковском. Расскажите, пожалуйста о Викторе Попове о истории Большого детского хора?
Хотя это тоже Гостелерадио, но другая редакция - для детей и юношества. Анна Александровна Меньшикова была ее главным редактором. Когда нам было нужно, детский хор абонировали на записи или на концерты в Колонный зал. Кроме различных редакций в Гостелерадио СССР тогда существовал отдел музыкальных коллективов. Это чисто административный отдел, репертуаром он не занимался, только нормы считал. Хор Попова административно туда относился. А Виктор Попов, на мой взгляд, один из лучших руководителей хора. У него все звучало! Детский задор очень здорово получался.