О. КОЗНОВА
КАК НАЧИНАЛАСЬ МНОГОКАМЕРНАЯ СЪЕМКА…
2004.
Взято
ОТСЮДА.
Летом 1961 г. в одном из журналов появился перевод пьесы Дж.-Б.Пристли «Теперь пусть уходит». Это было для нас в диковинку: знаменитый драматург написал пьесу специально для
ТВ, как бы побуждая нарождающийся телевизионный театр к поискам творческой самостоятельности в изобразительном решении, методе съемок, монтаже, работе с актерами…
В то время телевидение только вставало на ноги, программы в основном не фиксировались на каком-либо носителе и сразу выходили в эфир. Поэтому остро стоял вопрос:
как сохранять созданное, запечатлевать единожды появившееся на малом экране? Порой живые передачи (такие еще называют «прямыми») великолепно получались со
знаменитыми мастерами театра и кино…Но видеозаписи еще не было.И как же много замечательных программ «улетело в эфир», не оставив никаких зримых следов и
запечатлевшись только в воспоминаниях.
Правда, в конце 50-х гг. все чаще нам на помощь приходила новая техника.Телеинженеры упорно пробовали съемку с монитора: во время трактовой репетиции или самой
передачи специальная камера фиксировала действие на 35-мм кинопленку непосредственно с телеэкрана. Изображение при этом поначалу было неважным – мутноватым,
вытянутым по кадру, но все-таки…Отсматривали материал, обсуждали, учились на своих ошибках.
Кроме того, в телепостановки, напрямую выходившие в эфир, иногда «вживлялись» снятые на узкую 16-мм кинопленку фрагменты – для большей натуральности или потому,
что не все удавалось воссоздать в студии.
Вот эти специфические телевизионные вопросы, связанные с организацией творческого и технологического процесса, особенно остро встали перед нашей съемочной группой
во главе с народным артистом РСФСР С.П.Алексеевым, когда мы подступились к телепьесе Пристли «Теперь пусть уходит». Главный режиссер литературно-драматической
редакции Центрального телевидения СССР С.П.Алексеев (а я работала в этой редакции) был одним из немногих деятелей искусства, кто уже в те годы сумел по достоинству
оценить великие возможности ТВ – он понимал, насколько взаимосвязаны в телевизионном творчестве Человек и Техника. И еще очень заботился о росте творческой
молодежи на студии, отлично знал сильные и слабые стороны каждого - будь то ассистент или помощник режиссера, не говоря уже о режиссерах. Я гордилась, что входила
в число его телевизионных учениц.
В 1961 г. Сергей Петрович Алексеев покинул Шаболовку и возглавил только что образованное объединение «Телефильм» на киностудии «Мосфильм». Но несмотря на это
согласился (как позже оказалось, с дальним прицелом) параллельно с выполнением своих новых обязанностей поставить пьесу Пристли в нашей литературно-драматической
редакции. Меня он назначил ассистентом режиссера, и я была счастлива! В «Теперь пусть уходит» были заняты блестящие мхатовские актеры (в таких случаях на ТВ меж
собой говорили – «шоколадный набор») – народные артисты Ю.Кольцов, П.Массальский, Н.Блинников, В.Белокуров, И.Гошева, К.Головко, В.Муравьев, очень молодые тогда В.
Невинный, И.Гуляева и другие. «Великолепная тройка» наших телеоператоров – О.Гудков, Б.Кипарисов и Б.Ревич. Художником был И.Романовский, редактором Г.Данилова.
Работали над телеспектаклем долго и ответственно. Шли репетиции, актеры углублялись в жизнь и судьбы своих героев; режиссеры с операторами и художником работали
над мизансценами; декорации к телеспектаклю делались тщательно – все готовилось для будущего эфира и съемки с монитора в процессе передачи. На мне, кроме прочего,
лежала ответственность за отсмотр в «Госфильмофонде» английских кинокартин, чтобы потом показать нужные художникам, операторам, актерам…Они ведь должны были
воссоздать атмосферу места действия, быт, одежду, поведение персонажей – ни о каких поездках телевизионщиков за «железный занавес» речь даже не шла. Помимо всего,
нужно было успевать, как тогда мы говорили, «расписывать экземпляр» - делать отметки на тексте сценария для напоминаний и замечаний актерам и операторам. Репетиции
наши (до студийных) проводились в помещении театра регулярно – ведь текст актеры учили тогда наизусть! А я, надо сказать, находилась в «интересном положении» -
весной должна была родить второго ребенка. К работе мы приступили осенью, и я все думала: успеем спектакль выпустить? Но с ноября эфир переносили на декабрь, на
январь, наконец, на март! И я ушла в «декретный» отпуск…
В начале 1963 г. меня вновь пригласил С.П.Алексеев – участвовать в съемках теперь уже телекартины «Теперь пусть уходит», которую он ставил в объединении
«Телефильм» на «Мосфильме» и где намеревался (впервые на отечественном ТВ!) применить многокамерный метод.
Весной того же года я приехала на «Мосфильм». С.П.Алексеев меня представил съемочной группе: художнику-постановщику Б.Бергеру, оператору-постановщику Э.Гулидову,
недавним выпускникам ВГИКа – В.Нахабцеву (теперь знаменитый оператор!) и Р.Келли (один из известных операторов Эстонии), звукооператору В.Киршенбауму…
Вести съемки на кинопленку многокамерным методом в Союзе было в диковинку. Кинопавильон был закреплен за нашей съемочной группой . Необходимо было за полгода
(срок по тем временам чрезвычайно короткий – кинокартины длительностью в час с небольшим в стране снимали по году-два) подготовить для показа по ЦТ двухсерийный
телефильм на черно-белой 35-мм пленке (цветного телевидения в СССР не существовало), а затем сдать его в Госкино для демонстрации в кинотеатрах.
Дело в том, что тогда был сложный период и для телевидения, и для киноотрасли. Аудитория ТВ привыкла к телеспектаклям, к показу театральных премьер и кинофильмов.
Но, как бы теперь сказали, контента хронически не хватало. Телецентр на Шаболовке был единственным, об Останкинском только мечтали (он откроется в 1967 г., к
годовщине 50-летия Октябрьской революции). Правда, в 1961 г. Центральное телевидение получило в пользование театральное здание на площади Журавлева, д.1 (позже
обретшее известность как Телетеатр – почитатели передачи «КВН» почтенного возраста наверняка его помнят). Но все же телевидение без премьер задыхалось.И привлечь
на помощь творческое объединение «Телефильм» с профессиональным мосфильмовским коллективом для ЦТ было очень важно. Поэтому все мы понимали, что должны сделать
фильм не хуже, чем в кино, но при этом – быстро!..
Снимать мы должны были на многокамерной установке, похожей на АМПЕКС, на самом же деле созданной «мосфильмовскими» «левшами» (группой во главе с главным инженером
киностудии А.Высоцким) при поддержке самого С.П.Алексеева. Это был пульт, который мог перемещаться и во время съемок устанавливаться в нижней точке. К нему
кабелями присоединялись от одной до трех камер с кинопленкой, за которыми стояли операторы.Они, как обычно на съемочной площадке, выстраивали кадр и брали нужный
план (какой, им помогала сориентироваться я, заглядывая в режиссерский сценарий и подсказывая через наушники). Но камеры включали не операторы, а я, находясь за
пультом, - в соответствии с замыслом постановщика и согласно режиссерскому сценарию (причем прежде, чем остановить одну камеру, я запускала следующую, и обе в
течение считанных секунд параллельно продолжали съемку, - этот «захлест» потом призван был помочь монтажерам разобраться что к чему). Монитора на установке не было,
однако пульт располагался так, что эпизод я видела, как на ладони (вроде общего плана). Во время репетиций режиссура с кино- и звукооператорами и осветителями
уточняла расположение камер и другой аппаратуры в мизансценах. Снимать мы должны были, как принято в кинематографе, «по объектам» с последующим монтажом.
Работавшая на картине режиссер-монтажер Н.Тимофеева (с благодарностью ее вспоминаю как высокого профессионала и чуткого человека) была одной из лучших и
опытнейших сотрудниц «Мосфильма», Но и она вместе с ассистентками поначалу оказалась в некоторой растерянности. Ведь каждая из трех наших кинокамер запечатлевала
на пленке «свое», что было внове…
В нашем фильме были заняты мхатовцы – те, которые играли у С.П.Алексеева в телеспектакле 1961-1962 гг. Сценарий мы писали лишь режиссерский. Он учитывал как
специфику многокамерных съемок, так и специфику кино (последняя была знакома всем, кроме, увы, меня, но я была старательной ученицей). Репетиции тут же с актерами
и операторами, с цехами по свету и звуку расписывались по камерам. Сергей Петрович при моем участии изобрел – и мы их сделали – большие листы сценария с текстом,
где были отмечены и зафиксированы мизансцены с актерами (когда необходимо, рисовались кадры).
А как работали актеры! Боже мой! Это был еще настоящий МХАТ, это были ученики Станиславского и Немировича-Данченко! А как тонко, философски и человечно пребывал
в главной роли Юрий Эрнестович Кольцов. Он играл гениального умирающего художника Кендла: его герой борется со смертью, пытаясь спасти хотя бы жизнь своих полотен.
Особенно меня поражала сцена, когда Кендл внезапно узнавал нежданную весть: глаза его удивленно распахнулись, голова чуть-чуть приподнялась; но, осознав
произошедшее и не сдержав вздоха бессилия, он ронял голову на подушку… В том, что пьеса имела успех в кинопрокате и многократно была показана по телевидению,
несомненно, велика заслуга Ю.Э.Кольцова, как, впрочем, и всего актерского ансамбля.
Актерам, мне казалось, легче сниматься с несколькими камерами: не надо торопиться, суеты в группе меньше. В мизансценах исполнители ролей существовали в атмосфере,
приближенной, скорее, к театру, нежели к кинематографу. В общем, то, что фильм снимался целостными сценами, а не по отдельным кадрам, актеров устраивало, и они
приветствовали многокамерный метод. Кинематографисты тоже почувствовали приближение грядущих перемен в самой организации съемочного процесса…