Итоги Четвертого Всесоюзного конкурса артистов эстрады.
(журнал "Советская музыка" №3-1971)
Г. Шохман
В ЗЕРКАЛЕ КОНКУРСА
Несколько месяцев отделяют нас от прошедшего Четвертого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Теперь, когда стихли аплодисменты, распределены премии и прочитаны первые реляции непосредственно с «поля боя», самое время спокойно разобраться в пестрых впечатлениях, отбросив все случайное и несущественное. Разумеется, читателей «Советской музыки» в первую очередь интересует эстрада музыкальная; о ней и пойдет здесь речь.
Чего ожидает человек, идущий на прослушивания любого конкурса? Прежде всего, в нем живет жажда открытия, надежда на встречу с ярким и свежим талантом, пусть даже еще не окрепшим, только ищущим свою дорогу. Но даже если такой встречи не происходит, остаются богатство и разнообразие впечатлений, неожиданные и смелые штрихи, находки, краски, наконец, -коль скоро речь идет об эстраде память о заразительной непринужденности творчества: ведь эта особенность жанра с давних времен усыпляет бдительность судей самого строгого вкуса и побеждает самых закоснелых флегматиков и ипохондриков.
Увы, именно такой непринужденности недоставало конкурсной сцене! И не в том беда, что жюри не нашло среди участников соревнования артистов, достойных первой премии (исключение составили танцоры). Члены жюри, как, впрочем, и публика, часто оказывались перед проблемой, которую можно было бы назвать «выбор без выбора». В самом деле, попробуйте выделить лучшую из десяти -пятнадцати певиц, усердно копирующих свою «прародительницу» Л. Зыкину, или лучшего из множества певцов, следующих за М. Магомаевым, Э. Хилем или В. Муллерманом. О том, как жюри вышло из этого нелегкого положения, разговор пойдет ниже. Сначала попро-уем разобраться в главном: откуда возникают исполнительский и репертуарный стереотипы, часто омрачавшие радостный праздник, каким должен быть конкурс артистов эстрады?
Все это особенно досадно еще и потому, что тот же конкурс продемонстрировал совершенно очевидный рост профессионализма нашей «поющей» эстрады. Собственно, кавычки можно было бы убрать: на эстраде теперь действительно поют. Из ста восьми номеров (счет идет на номера, ибо здесь были и вокальные ансамбли) лишь в нескольких случаях исполнители по своим вокальным и музыкальным данным были бы уместнее в «Необыкновенном концерте» С. Образцова, нежели на сцене Театра эстрады. (Правда, среди таких певцов оказались представители ГАБТа, музыкальных училищ и Института имени Гнесиных, но условимся считать это досадной случайностью.) Перед жюри прошло немало артистов с настоящими, порой даже яркими голосами. Отчасти это связано с тем, что в эстраду устремились вокалисты, которых принято называть филармоническими, то есть люди, окончившие консерваторию или училище и воспитанные там отнюдь не на эстрадном репертуаре. Такие артисты могли бы с тем же (если не с гораздо большим) успехом выступить на конкурсе вокалистов, исполняя классические романсы и оперные арии. В сущности, никакого отношения к жанру эстрады такие певцы не имеют: ведь не считаем же мы эстрадным артистом скрипача или виолончелиста, выступающего в «сборном» концерте с пьесами Крейслера или «Полетом шмеля»! Видимо, того же взгляда придерживалось и жюри, ибо ни один из конкурсантов такого типа не был допущен на второй тур, хотя некоторые из них пели совсем недурно.
Но и собственно эстрадные певцы ныне профессионально оснащены гораздо лучше, чем в недавнем прошлом. Певческая техника, владение словом (здесь эстрадные исполнители намного обогнали оперных и даже камерных), умение пользоваться микрофоном не только ради усиления звука - все эти качества, встречавшиеся у многих участников конкурса, свидетельствуют о несомненном профессиональном росте певческой эстрады.
Почему же, в таком случае, сплошь и рядом ощущался явный разрыв между возможностями и художественным результатом. Почему так редко удавалось конкурсантам установить живой контакт с залом? Почему певец, который, казалось бы, может выбирать из широкого круга доступных ему выразительных средств, на деле пассивно скользит от одного штампа к другому?
Видимо, потому, что добротный профессионализм «в чистом виде», далеко не всегда убеждающий и на филармонической сцене, в эстраде особенно наглядно демонстрирует свою ограниченность. Мы подчас готовы снисходительно отнестись к скрипачу или пианисту, которые своей корректной игрой «в лучших традициях», не мешают нашему общению с Бетховеном или Чайковским. Но у эстрадного певца нет возможности спрятаться за спиной великого композитора. Он интересен лишь тогда, когда приносит на сцену не просто хорошо выученное произведение, но и свой, индивидуальный образ, рожденный своеобразием его человеческой и артистической личности. Отсюда естественно вытекают и все особенности исполнительского стиля, который в эстрадном искусстве складывается из множества компонентов: от костюма и манеры общения с публикой до характера подачи звука, слова и выбора репертуара. Несчастье, однако, в том, что большинство этих элементов может быть очень легко имитировано и размножено огромными тиражами. Вместо того чтобы развивать драгоценные ростки собственной индивидуальности, многие эстрадные исполнители спешат поскорее подобрать себе наиболее доступное «готовое платье» и выпорхнуть в нем на сцену в частности конкурсную.
Отсюда и безразличие к репертуару, у большинства конкурсантов составленному по схеме: гражданская песня, лирическая, народная. Частая повторяемость одних и тех же произведений, характерная черта прошедшего соревнования, - результат того же тяготения к штампам. Ведь если б дело было только в недостатке хороших песен! Повторяли-то как раз очень много плохих... Видимо, и концертные организации, в которых работают певцы, не всегда ориентируют их на поиски своего репертуара, руководствуясь подчас коммерческими, конъюнктурными и прочими не художественными соображениями.
Между тем победители конкурса Л. Лещенко, И. Слободкин, З. Нурмухамедов как раз и продемонстрировали важность органической «совместимости» репертуара с особенностями творческой индивидуальности. Лещенко - певец естественно мужественных черт и плакатно броских красок. В исполнении песенного цикла О. Фельцмана «Баллада о бессмертии» ему удалось даже создать ощущение крупной формы, с чем не часто можно встретиться в эстраде. Его преимущественный интерес к советской политической песне, к гражданственной тематике и ораторской интонации казался не только естествен ным, но единственно возможным для артиста (че-го нельзя сказать о многих других исполнителях, безуспешно претендовавших на значительность и монументальность). Грациозный Нурмухамедов, улыбчивым эльфом порхавший по сцене и сумевший превратить в достоинство даже, казалось бы, не слишком выгодную сценическую внешность, пленил исполнением татарских песен лирического и танцевального характера, порой удачно, ненавязчиво «приправленных» современными «битовыми» ритмами. Что касается Слободкина, то его отличает серьезность и скромность манеры, исключающей всякие внешние приемы, рассчитанной прежде всего на вокальную выразительность мягкого и тембристого голоса. Поэтому в его репертуаре очень уместными оказались не только тепло спетое «Время» А. Островского (кстати, Слободкин пел в сопровождении одного фортепиано и ничуть не проиграл от этого), но и «Возвращение романса» О. Фельцмана оригинальную по замыслу песню, которую никто больше на конкурсе не исполнял. Тем более ярко и неожиданно прозвучала вслед за ней «заезженная» (певцами и фигуристами) «Калинка», которую артист решил в необычном юмористическом плане.
Но раз уж речь зашла о репертуаре, нельзя не сказать не сколько слов о его художественном качестве. А. Холминов в статье «Лицом к песне» , говоря об итогах конкурса, посвященного 100-летию со дня рождения В. И. Ленина, замечает, что «именно... «песни-лауреаты» позволяют сделать некоторые общие выводы».
Думается, множество «песен - не лауреатов», услышанных на эстрадном конкурсе, тоже дает основание для некоторых «общих выводов».
Конечно, плохих песен всегда было и будет больше, чем хороших. Нет ничего удивительного, что так случилось и на сей раз. Однако если прежде серость, безликость и пошлость довольствовались скромным существованием в тихой обители всякого рода «интимной» лирики, то ныне они бесцеремонно замахиваются на самые большие темы и образы. На своем по-прежнему убогом, стертом языке они теперь поют о жизни и смерти, о ядерной войне, о космосе, о коммунизме... Возможно, некоторыми творцами подобных сочинений движут благие намерения: известно, «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Однако только подлинный поэт имеет право на художественное выражение своих гражданских чувств в песне. Потому что именно в этом жанре, как нигде, художественная беспомощность оборачивается гражданской безответственностью. Композиторам здесь во многом «помогают» создатели текстов. Какой музыкальный образ может вызвать обращение к таким поэтическим строкам, как, например, «Ты ушел на третью мировую (!), я ушла неведомо куда...» («Реквием» И. Поклада, слова Ю. Рыбчинского) или приобщение к «свежим» мыслям вроде «Чем больше путь, тем больше пройдено» («Разговор с городом» В. Соловьева, слова Ю. Капустина)?! И когда в руки композитора, привыкшего писать на подобные тексты, попадут, наконец, настоящие, серьезные стихи, они лишь со всей очевидностью обнажат беспомощность музыканта, растратившего себя на конвейерном производстве дешевых поделок. И разве не обидно, когда поэзия С. Есенина, Б. Брехта, Н. Хикмета или Р. Рождественского опутывается пыльной паутиной музыкальной безликости?
Главное, что поражает в большинстве подобных опусов - полное отсутствие индивидуальной мелодической интонации, которая в песне всегда была и остается главным средством раскрытия образа. Можно научить способного человека буквально «из ничего» сконструировать симфонию, но яркая, выразительная мелодия во всяком случае, зерно ее вырастает из искреннего и не посредственного художественного переживания, будь то любовное признание или гражданский протест. Интонационная нищета многих и многих песен бросается в глаза, и, естественно, она порождает соответственное исполнение.
Слишком часто сталкиваясь с интонационно «безликой песней, молодые певцы постепенно вообще утрачивают веру в выразительные возможности мелодии и пытаются создать образ, минуя его мелодическое зерно. Вот почему, обращаясь к песням прошлых лет, и поныне не утратившим очарования, к таким, как «В лесу прифронтовом», «Вечер на рейде» или «Одинокая гармонь», мнотие артисты привносят в них ложную многозначительность, алогичную «разорванность» фразировки, а порой и просто явную безвкусицу.
Некоторые из конкурсантов пытались даже еще и «обыгрывать» старые песни, предпосылая им вступительные монологи. Так, например, А. Ведищева прежде, чем запеть «В лесу прифронтовом», стала говорить что-то о грезящихся ей людях в плащ-палатках, о том, как эти люди собирались некогда у военных костров; а в это время на сияющей огнями сцене вокруг вполне реального микрофона стали собираться столь же реальные участники аккомпанирующего певице ансамбля, разодетые в безвкусные красные пиджаки. Думаю, не мне одному сделалось не по себе от такого «параллельного монтажа».
Иногда свою лепту в «перекрой» наследия вносят и авторы обработок. В принципе вряд ли стоит категорически возражать против каких-либо попыток «одеть» старую песню в наряд современных ритмов или использовать в сопровождении богатые тембры сегодняшних электроинструментов. Тут все решают вкус и талант инструментатора. К примеру, изощренная вязь фортепиано в качестве вступления к «Вечеру на рейде» или остинатная фигура флейты и трубы (модная комбинация!) в «Одинокой гармони» выглядели явно неубедительно; зато свежо и обаятельно прозвучала «уложенная» в современный танцевальный ритм песня В. Соловьева-Седого «Услышь меня, хорошая» в исполнении квартета «Лада»...
Но вернемся к песням наших дней. Естественно, в них так или иначе отражены многие характерные черты времени. Например, повышенный интерес к выражению национального характера, к выявлению и развитию национальной традиции. Как известно, вопрос этот сегодня один из самых острых. Конечно, эстрада может и должна решать его своими собственными средствами. Никто не ждет от нее глубокомысленных изысканий и всестороннего проникновения. И все же есть вещи, которые от любого жанра требуют к себе серьезного отношения. Всем ясно, что усердно эксплуатируемые ныне многими композиторами интонации и обороты худшего сорта «цыганщины» не имеют ни малейшего отношения к русской песенной традиции и что написанные в этой манере песни - типичный образчик коммерческой эстрады. Увы, даже некоторые наши весьма уважаемые композиторы оказались недостаточно стойкими перед лицом этой мутноватой «новой волны».
И уж прямо-таки в шоковое состояние повергает песня Л. Вербицкого на слова А. Вратарева «Так было, так будет», где в трех куплетах вам преподносят русскую историю от Ледового побоища до наших дней, да еще с цитированием, в качестве припева, знаменитых слов Александра Невского («Кто с мечом к нам придет...») и все это на музыку воистину ресторанного уровня! Чего тут больше: фантастической развязности или откровенной спекуляции? «Не поминайте всуе имя божие!» — право же, эта древняя заповедь невольно приходит здесь на ум совсем не в своем религиозном аспекте...
Теперь обратимся к другой широко представленной на конкурсе области к народной музыке. О певицах ее исполнительницах говорить особенно нечего: все они до удивления похожи друг на друга. Удостоенная второй премии Г. Мурзай выделяется среди них лучшим вкусом и более искренней интонацией. Награжденный третьей премней ансамбль «Воронежские девчата» представляет собой, в сущности, народный хор в миниатюре. Благодаря малому составу здесь удалось достичь чистоты и филигранности исполнения, почти немыслимых в большом хоре. Однако именно в этом «идеальном» вырианте отчетливо видны и негативные стороны исполнения: полное отсутствие духа импровизации (духа, заметим, одинаково свойственного и народному, и эстрадному искусству), какая-то «засахаренность», даже во внешнем облике певиц, в их хорошо отрепетированных улыбках и поклонах. Более эстрадно, в лучшем смысле слова, выглядит один из дипломантов - квартет «Петрушка», участники которого, судя по всему, обладают интересными исполнительскими возможностями, в частности им свойственно удивительно чистое интонирование и свободное ощущение ритма, столь важное в а сар-pell'ном пении.
Но, видимо, не всякие образцы народного искусства могут быть вынесены на эстраду. Ведь многие из них исторически неразрывно связаны с условиями своего возникновения. Скажем, песни со множеством куплетов, поющиеся одноголосно и без малейших вариантных изменений, явно не предназначены для сцены, тем более эстрадной. Особенную же неудовлетворенность оставили попытки сценического «обыгрывания» хороводных, плясовых и игровых напевов, частушек и припевок. Такие попытки большей частью отдают фальшью, примитивом, вызывая чувство неловкости за исполнителей. Нужны большая осторожность, бережность при перенесении народного искусства на эстраду. Видимо, здесь необходима помощь специалистов, и не просто теоретиков, изучающих фольклор, но людей, хорошо знающих условия его «бытования» в естественной среде.
Народная песня в виде бесчисленных вариаций и фантазий на русские, украинские и другие народные темы стала основой репертуара почти всех выступивших на конкурсе инструменталистов. Поразительно похожие друг на друга, эти вариации и фантазии написаны так, как это делалось много лет назад: примитивное орнаментально-фактурное варьирование при строгой неизменности гармонической, ритмической и структурной основы, ни малейшей попытки индивидуального осмысления или развития материала... Остается впечатление, что создатели таких сочинений никогда не слышали музыку Г. Свиридова, Р. Щедрина, А. Бабаджаняна, С. Цинцадзе и ряда других наших мастеров, открывших во многом новые пути в освоении народного мелоса, ритмики и шире- форм национального музицирования вообще.
Если вспомнить, что исполнителям «народникам» доступны самые отдаленные уголки страны, куда не попадают симфонические оркестры и где пока не проводятся пленумы Союза композиторов, то невольно возникает вопрос: не слишком ли дорого обойдется нашей культуре замшелая «архаичность» их репертуара?! На конкурсе инструменталистов прозвучало, кажется, лишь одно сочинение, несомненно принадлежащее нашему времени, - отличная «Импровизация» А. Репникова, сыгранная баянистом А. Кузнецовым. Правда, эту музыку вряд ли можно считать эстрадной.
Но что такое вообще эстрадно-инструментальный жанр сегодня? Неужели музыканты-«народники» - его единственные и «полномочные» представители? На конкурсе певцов перед нами прошли десятки аккомпанирующих ансамблей - от трио до «битовых» составов разного калибра. Естественно было бы увидеть подобные ансамбли выступающими с сольной программой на конкурсе инструменталистов. Однако этого не произошло. Один «битовый» квартет из Липецка, трио Ю. Дранги (аккордеон, бас, ударные) и И. Бриля (фортепиано, бас, ударные) вот всего три «капли», полностью растворившиеся в «океане» сугубо филармонических баянистов, балалаечников и домристов. Слов нет, победительница конкурса Т. Вольская показала себя отличной инструменталисткой, но разве сыгранный ею известный Концерт Н. Будашкина эстрадная музыка? Впрочем, тот же вопрос возникает, видимо, и по отношению к И. Брилю. Его выступление на конкурсе оставило одно из самых ярких впечатлений: великолепный пианизм (И. Бриль заканчивает Институт имени Гнесиных у Ю. Гутмана) в сочетании с интересным развитием «исходного» материала, тонкое ощущение настроений, своеобразная «импрессионистическая» гамма звучностей - одним словом, джаз высокой музыкальной и исполнительской культуры. Но, опять-таки, эстрада ли это? Похоже, что жюри присуждением И. Брилю вежливого диплома ответило на этот вопрос отрицательно. И действительно, на Западе, например, джаз и эстрада существуют совершенно автономно. Но в специфических условиях нашей страны, где джаз не получил столь широкого распространения, оправдан ли такой «пуризм»? Наши джазовые фестивали, проводящиеся обычно под эгидой комсомольских органов, не имеют настоящего всесоюзного «резонанса», они по-прежнему сохраняют отчасти «местный» характер и тем самым ускользают от внимания серьезной музыкальной критики. Поэтому безусловно был бы смысл в том, чтобы лучшие и наиболее серьезные джазовые музыканты получили возможность выступить со всесоюзной трибуны, какой является конкурс артистов эстрады.
Итак, как уже говорилось, в музыкальных жанрах первые премии не были присуждены. И все же, думается, одно приятное «открытие» конкурс нам подарил это белорусский вокально-инструментальный ансамбль «Песняры», получивший вторую премию, наряду с грузинским вокально-инструментальным ансамблем «Диэло». Однако между этими коллективами есть принципиальное различие. «Диэло» отличный в профессиональном отношении ансамбль, поющий чисто, слаженно, с хорошим вкусом. Наилучшее впечатление оставила в его исполнении песня Г. Цабадзе «Сердце мое» хорального склада, с интересной гармонией, особенно выгодно звучащей в мужском ансамбле. Но при всех достоинствах «Диэло» нельзя не видеть, что это лишь один из многих подобных ансамблей. Совсем иное дело - «Песняры». Здесь мы обнаруживаем своеобразный инструментальный состав, соединяющий электроорган и гитары со скрипкой и народными инструментами, универсализм исполнителей, одинаково хорошо играющих и поющих, наконец, свой собственный репертуар, дающий возможность отлично использовать богатые выразительные возможности коллектива. Только одна (правда, очень приятная) песня Ю. Семеняко «Ты мне весною приснилася», вся проведенная на нежнейшем pianissimо, являла собой обычную куплетную лирическую песню. Другие же произведения прозвучали у «Песняров» как своего рода небольшие поэмы, в которых применены разнообразнейшие средства и приемы развития, а иногда и строго организованная сквозная музыкальная драматургия, как, например, в трагических «Печах Хатыни». Очень интересно решили «Песняры» белорусскую народную песню «Ой, рана на Ивана», с использованием полифонических приемов, с интересными тембровыми красками, наконец, с органическим включением «битовых» ритмов.
Спорить с оценками жюри дело, конечно, бесполезное. Однако в данном случае поспорить все-таки хочется, поскольку речь идет о вопросах, связанных с определением наиболее верных и перспективных путей развития исполнительства. И вот с этой точки зрения «уравнивание в правах» добротного, уверенного профессионализма с интересным и дерзким творческим поиском представляется принципиально неверным. Особенно в эстрадном искусстве, где и это еще раз продемонстрировал прошедший конкурс -стандарт и инерция штампа до сих пор остаются главным злом.
И последнее. Мы видели на прошедшем соревновании, что эстрада сегодня часто обращается к темам, бесконечно далеким бездумной и поверхностной развлекательности. Однако жаль, что она иногда теряет вкус к выражению здоровой и полнокровной радости, веселью, смеху. Беспокойство по этому поводу прозвучало, в частности, в заключительном слове председателя жюри Н. Казанцевой. Такое «нарушение равновесия» представляется, однако, явлением временным и преходящим. Важно подчеркнуть, что каких бы тем ни касалась сегодняшняя эстрада, если она хочет решать их своими специфическими средствами, не утрачивая живого, чуткого контакта со слушателями и в то же время не опошляя эти темы легкомысленным суесловием и ложным пафосом, она должна непрерывно искать новые формы и краски, новые образы и способы выражения. Хочется надеяться, что будущий конкурс артистов эстрады принесет нам плоды этих поисков.
И. Яунзем
СЛОВО ЧЛЕНА ЖЮРИ
Яркая индивидуальность встреча с ней в любом виде искусства всегда большая радость. Увы, этой радости почти не удалось испытать на прошедшем Четвертом Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, хотя, мы члены жюри соревнования певцов, прослушали свыше ста исполнителей. Я говорю почти, потому что все-таки произошла встреча с белорусскими «Песнярами» коллективом необычным во всех отношениях, одновременно и современным и народным, удивившим оригинальностью и серьезностью своих решений.
Даже среди лауреатов, пожалуй, только этот ансамбль остался в памяти как яркая творческая индивидуальность. В целом же конкурс еще раз со всей очевидностью показал: искусство эстрады, обращенное к широчайшим массам, в сфере исполнительства менее всего поддается массовому освоению. Слишком многое требуется от певца, пожелавшего назвать себя эстрадным. Вот последнего-то обстоятельства, мне кажется, и не учитывают многие наши исполнители, отправляющиеся в «эстрадное плавание» налегке, не имея для этого всей суммы необходимых природных и благоприобретенных качеств.
Теперь, кажется, уже никто не сомневается в том, что эстрадный певец должен иметь голос (пусть небольшой, но все-таки певческий голос), слух, музыкальность. Но ему обязательно нужны еще и артистические способности, и обаяние. Названное качество желательно, конечно, в любом виде искусства, в эстраде же, где от исполнителя часто требуется умение находить прямой контакт с залом, без обаяния, на мой взгляд, просто невозможно обойтись. Для вокалиста быть артистом - значит прежде всего уметь внутренне пережить все то, о чем поешь. Только так можно взволновать слушателей. Между тем на конкурсе приходилось постоянно наблюдать чисто внешнее обыгрывание песенного сюжета. Заламывались руки, закатывались глаза, до предела напрягались голосовые связки, а публика в зале оставалась равнодушной.
Вообще хочется предостеречь молодых певцов от излишней жестикуляции, от бесконечных расхаживаний по сцене, которые не помогают слушать песню, а, напротив, отвлекают от нее. Ведь каждый жест, каждое движение на эстраде должны быть оправданы опять же каким-то внутренним посылом. Когда, слегка пританцовывая, двигался по сцене 3. Нурмухамедов, это было продиктовано тем радостным настроением, которое буквально излучал артист. А сколько мы видели певцов и певиц, чьи проходы напоминали скорее спортивную разминку, так сказать, движение ради движения, и ничего более. Причем делалось все это зачастую весьма не пластично, не изящно.
Повторяю, конкурс показал, что эстрада требует от певца многого. И тем обиднее было наблюдать, как иные исполнители, казалось бы обладающие неплохими данными, не умеют ими пользоваться. Скажем, голосистых певцов в этом жанре сейчас стало значительно больше. Но многие ли из них владеют спецификой эстрадного пения, требующего особого вида выразительности, гибкости, богатства нюансировки? Как часто приходилось слышать исполнение грамотное, но неинтересное, бескрасочное. Игра тембров, поиски нужных звуковых градаций (ведь между forte u piano есть еще масса оттенков), осмысленное распределение словесных акцентов, владение паузами - весь этот богатейший арсенал средств по-настоящему еще не освоен нашей певческой эстрадой. Попутно замечу, что решению такой задачи отнюдь не способствует количественно возросший состав аккомпанирующих инструментальных ансамблей. Сейчас на сцену выходят зачастую семь-восемь музыкантов (целый оркестр!), которые, за редким исключением, считают необходимым играть как можно громче, даже не пытаясь соразмерить свою звучность с особенностями вокальной партии. В подобных условиях о каких-либо тонких певческих нюансах и говорить не приходится: лишь бы быть услышанным...
Мне кажется, что еще одна из причин, мешающих нашим молодым исполнителям полнее раскрыть себя на эстраде, это недостаток у них общей культуры, отсутствие широты кругозора, бедность жизненных и творческих впечатлений, ограниченных порой интересами собственного жанра. Причем даже внутри него артисты мало общаются между собой. А ведь надо слушать друг друга, хотя бы для того, чтобы не повторяться. И не повторяться прежде всего в области репертуара. В этом отношении инертность большинства участников конкурса просто поражала. Видимо, в постоянном обращении к одним и тем же популярным, уже апробированным на публике произведениям сказывалась своего рода перестраховка: мол, сама песня вывезет. Расчет неверный. Вывезти могла только оригинальная, новая ее трактовка, с чем, увы, почти не приходилось встречаться (да и сколько трактовок способна выдержать одна песня!). Вот и возникали бесконечные повторы. Между тем несомненно, что для эстрадного исполнителя поиски своего творческого лица - это, прежде всего, поиски собственного репертуара (о чем достаточно красноречиво свидетельствует практика лучших мастеров эстрады у нас и за рубежом). Надо действительно искать, а не брать то, что лежит под рукой, что открыто другими. И здесь, мне кажется, очень важен более тесный контакт между композиторами и певцами. Сейчас не только массовые, но и эстрадные песни создаются чаще всего без точного исполнительского адреса, в расчете на некоего абстрактного певца. В результате порой получается так, что песню либо поют все подряд и она очень быстро переходит в разряд запетых, либо ее не замечают, иной раз незаслуженно: просто для всех она не годится, а тому, кому годится, не попалась в руки. Ситуация почти как в известных лирических стихах: «А он, не встреченный тобой, быть может, тоже где-то тужит».
Так вот, чтобы поменьше было подобных ситуаций, необходимо более тесное общение между создателями песен, и теми, кто их исполняет. Такое общение взаимно полезно. Отсутствие же его приводит к тому, что певцы пробавляются репертуаром, подобранным для них людьми случайными - руководителями инструментальных ансамблей, местными дилетантами. Конкурс показал, что подобного рода содружества, как правило, не приносили успеха.
Огорчает и тот факт, что в конкурсном репертуаре совсем не прозвучала тема дружбы народов. Мы не услышали ни одного певца, который посвятил бы этой теме свою программу, построив ее на произведениях композиторов разных национальных республик. А ведь там сегодня создано немало превосходной легкой музыки. Как расцветили бы конкурсную палитру мелодии Грузии, Армении, Узбекистана... К сожалению, этого не произошло, в чем я вижу вновь недостаток активного поиска со стороны молодых артистов (хотя и верю, что раздобывать такой нотный материал трудно; но ведь трудно не значит невозможно).
Особые претензии у меня к исполнителям русских народных песен. Их выступило много, а народная песня прозвучала бедно, ее богатейший мир остался в основном за пределами конкурсного репертуара (в частности, мы почти не услы шали столь характерного для народного творчества а cappell'ного пения напротив, даже тут не обошлось без громоздких сопровождающих ансамблей). И выбор песен, и манера исполнения подчас были явно рассчитаны на дешевый эффект. Попутно замечу, что победительница конкурса в этом жанре Г. Мурзай меня лично привлекла не только красивым голосом, но и серьезным, вдумчивым отношением к народной песне, которая ведь только на первый взгляд может показаться маловыигрышной. Подчас в очень скромной мелодии таятся такие возможности, о которых исполнитель и не подозревает. Для того чтобы песня «раскрылась», надо подумать, поработать над ней, идя не от каких-то внешних примет, а от глубин песенного образа. И вот тут хочется напомнить, что эстрадный жанр очень трудоемкий. Тем не менее среди участников певческого соревнования встречалось немало таких, которые пришли на него элементарно не подготовленными. А ведь конкурс был объявлен два года назад! Нетребовательность к себе, желание идти легким путем порождают и обращение к некоторым приемам, взятым напрокат из арсенала зарубежных звезд. И в большинстве случаев это выглядело как одежда с чужого плеча.
Если меня спросят, что же я могу пожелать молодым эстрадным певцам, участникам будущего, Пятого, конкурса, то, не боясь повториться, скажу: труд и поиски, еще раз труд и еще раз поиски.