Георгий Симонян
Сергей Соловьев
Сергей Соловьев
Валерий Сауткин:
-Что просит большинство народа, то и получает.
(февраль 2013)1
1."Скоморохи".
 |
Предпосылок к тому, что я буду заниматься в жизни литературой, не было никаких. Хотя к 10 годам я уже прочитал почти все имевшиеся тогда в нашем доме книги. Мои родители родом из Нижегородской области, из села Никитино. Они дети так называемых «раскулаченных». Мой отец всегда от этого страдал, но, несмотря ни на что, в тридцатые годы сумел получить образование. Он окончил рабфак и поступил в Ивановский энергетический институт. Диплом отец получил, преодолев все «сложности» нашей родословной. Его распределили в Ярославль, где через несколько лет я и родился.
Мой брат, который старше меня на десять лет, тоже окончил энергетический институт. Разумеется, мне и в голову не приходило представить себя кем-то другим по профессии. В 1957-ом году я поступил в Шатурский энергетический техникум, который с отличием окончил. В 1961-ом году, сдав всего два экзамена, я был зачислен в Московский Энергетический Институт, на Теплоэнергетический факультет (ТЭФ) по специальности теплофизика. Поселили меня в общежитие на Энергетической улице.
-В семье кто-то из ваших родственников пел?
Пела только бабушка. Причем, это были настоящие русские народные песни, которые могли исполняться по 30-40 минут. С замысловатым сюжетом, со всяческими коллизиями. Учась в институте, я был довольно далек от музыки, но где-то в 1964-ом году мое внимание привлекли знаменитые «Битлз». Особенно появившиеся тогда их фотографии с крышками от унитазов.
Приблизительно в это же время мой друг, Юра Горшков, с которым мы вместе учились, начал меня «культурно просвещать». Начали мы с Пушкинского музея, где на меня навели настоящий ужас картины импрессионистов (смеется). Но Юра оказался неплохим воспитателем. Довольно быстро ему удалось научить меня пониманию основ изобразительного искусства за рамками привычного к тому времени соцреализма и привить интерес к современной музыке. С его «подачи» я увлёкся искусством и литературой настолько, что организовал в институте клуб любителей искусств «Экстремум», который скоро загремел на всю Москву.
У нас устраивались выставки художников. Выставлялись Миша Гробман, Лев Нусберг со своей группой кинетистов «Движение», Володя Янкилевский, Эдик Штейнберг, Оскар Рабин…
Приходил Андрей Тарковский и рассказывал о съемках «Андрея Рублева». Иосиф Бродский в тяжелые для себя дни читал стихи в нашем клубе…
Однажды один из художников выставил несколько картин с обнаженной натурой, за что я получил «по шапке». Секретарь парткома по фамилии Великий очень возмущался (смеется).
Запомнилось обсуждение выставки Эрнста Неизвестного, особенно одной скульптуры, где руками разрывается дыра в груди. Один из комсомольцев, критикуя работы Эрнста, заявил:
-Видно, что Вы – профессионал, в отличие от многих других, которые и рисовать-то не умеют! Вот в Вашей скульптуре изображён нагой человек. Всё у него как у человека. Голова – как голова! Ноги – как ноги! И рука – как рука, но зачем он, человек, этой рукой рвёт себе грудь? И зачем эта дыра, натуральная дыра, у него в груди?
-Видите ли, молодой человек, - спокойно отвечал Эрнст Неизвестный, - чем дыра дырее, тем рука рукее!
- А нога – ногее! – подхватил кто-то из толпы.
На последнем курсе - это был 1966 год - я стал культоргом факультета. Так получилось, что собрались студенты с разных курсов и решили создать даже не вокально-инструментальный ансамбль, а бит-группу. Там были первокурсник Юрий Шахназаров, а также студенты разных возрастов Игорь Кларк, Олег Тверитинов (по кличке «Клещ»), Олег Молчанов и Володя Щербаков. Надо обязательно рассказать обо всех этих ребятах.
Юра был сыном полковника ГРУ. Не помню, как тогда эта организация точно называлось. Играл он на ударных инструментах.
Олег Молчанов - сын заведующего иностранным отделом ЦК партии, играл на ритм-гитаре. У Олега была гитара, которая потом перекочевала к Юре Шахназарову, а от него и к Голутвину. Забегая немножко вперед, скажу, что именно эта гитара фигурировала в фильме «Афоня».
Володя Щербаков – сын посла во Вьетнаме, играл на соло-гитаре.
Тверитинов играл на басу, Кларк – на клавишных. Кстати, Олег Твертинов потом работал в «Акварелях», в «Арсенале», был звукорежиссером в разных командах. Я принимал участие в этой затее в качестве организатора. И стали мы называться «Кардиналы».
-Какой репертуар исполняли?
«Битлз» и «Роллинг Стоунз».
Надо сказать, что Юра Шахназаров выпиливал дома бас-гитару, втайне мечтая стать бас-гитаристом. И в конце концов, за несколько месяцев он так освоил этот инструмент, что уговорил Олега Тверитинова пересесть за барабаны, а сам стал играть на басу. К тому времени отчислили из института Игоря Кларка, и он уехал к себе на родину в Ухту. Потом Игорь окончил в Институт нефти и газа. Музыку впоследствии не бросал.
 |
Выступали мы на студенческих вечерах в разных ВУЗах, и всюду за нами следовал Саша Градский. Иногда один, иногда с Володей Полонским. В то время они создавали группу «Скоморохи», где вместе с ними уже играл клавишник Саша Буйнов, но не было басиста. А Градскому очень нравилось, как играет на басу Юра Шахназаров. Возможно, его привлекали и вокальные данные Юры.
-А они работали и с «Кардиналами»?
Да, Градский с Полонским выходили вдвоем в конце нашего концерта и исполняли несколько композиций. Наблюдая за «Кардиналами» со стороны, я понимал, что у ребят неплохо получается. Но не было своего репертуара, и я предложил им хоть с чего-то начать. Юра Шахназаров подхватил эту идею и тут же принес готовую довольно интересную музыку. Стали искать стихи, но ничего не получалось. В итоге я сам вынужден был написать текст. Так появилась песня «Мемуары», которая стала для меня трамплином и в дальнейшем мне очень помогала.
-Скажите, в фильме «Афоня» она звучала так же, как в начальном варианте?
Да, только сначала ее исполнял Юра Шахназаров, а в фильме Александр Лерман.
Так мы и отработали весну 1967 год, после чего руководство института пригласило нас в летний студенческий лагерь в Алушту.
-Знаменитое место!
Да, конечно. Ну, а поскольку мы уже крепко задружились с Сашей Градским, то решили взять и его с собой. Это было незабываемое время! Умный и общительный, он не был «белой вороной» в студенческой среде. Кстати, Саша был весьма неплохим волейболистом, а мне даже посчастливилось играть с ним в сборной лагеря. Вспоминается товарищеская встреча со сборной СССР по тяжёлой атлетике, за которую играли тогдашние чемпионы: «супертяж» Жаботинский и легковес Дито Шанидзе. Оба поражали своей ловкостью и умением обращаться с волейбольным мячом. Но особенно выделялся Шанидзе. При росте, кажется, метр шестьдесят четыре он легко выпрыгивал над сеткой и уверенно играл в нападении. Не смотря на то, что в нашей команде кроме нас с Градским играли только мастера спорта и кандидаты в мастера, выиграли мы у наших славных штангистов с очень большим трудом и маленьким перевесом.
А по вечерам мы частенько сиживали на берегу моря и строили «наполеоновские» планы. Градский мечтал создать супергруппу и затмить «Биттлз»! Так бы оно, наверное, и было бы, но… слишком уж индивидуален этот потрясающий музыкант и личность, Градский!
Эх, какие концерты закатывал Градский! Думаю, кто тогда там был, до сих пор их помнит. Да и родные «Кардиналы» держались на уровне. Выступления были два раза в неделю, а в остальные вечера мы прекрасно отдыхали и проводили время в разговорах о музыке, о жизни, о литературе и, вообще, о прекрасном.
-Выпивали?
Вы знаете, редко. Брали, конечно, местное вино, но не увлекались.
Итогом нашего лета стало то, что Юра Шахназаров перешел в группу «Скоморохи», и на этом история группы «Кардиналы» закончилась.
-Вы к тому времени уже защитили диплом?
Да, в июне 1967-го года. К тому времени я сумел прописаться у родственников в Дедовске и получил распределение в Институт высоких температур. А жил я года три, до своей женитьбы, в основном, в общежитии МЭИ, кочуя из комнаты в комнату в поисках свободной койки для ночлега.
-Вы тоже перешли в «Скоморохи»?
Да. И почти сразу написал песню «Гимн скоморохов».
-А «Траву-мураву»?
Следом, осенью 1967-го. Вы знаете, у меня к тому времени уже много было чего написано. Например, песня «Бобер». Ее пели еще «Кардиналы». А сколько забыто! Мне иногда пишут по электронной почте, спрашивают про ту или иную песню. Я с трудом что-то вспоминаю: да, была такая..., но восстановить все эти песни уже невозможно. А их, поверьте, тогда было немало. Кстати, музыку к песне "Трава-мурава" написал Саша Буйнов.
-Ее многие исполняли…
Да. Кроме «Аракса» и «Весёлых ребят» - и Беликов, и Лещенко… и даже Бабкина под видом русской народной песни (смеется). Тогда у нас витала идея фолк-рока. Я специально находил сборники песен 19-го века, изучал их, и несколько текстов подобного плана написал. В том числе «Трава-мурава».
-Где репетировали «Скоморохи»?
В ДК МЭИ.
-Успех был сумасшедший?
 |
Супер-сумасшедший! Градский – супер-музыкант, да и все остальные замечательные музыканты. Так, как пели трехголосье «Скоморохи», не пел никто.
Вспоминается выступление группы в кафе «Синяя птица». Это была цитадель джазистов, которые к рокерам относились тогда свысока. Скептически настроенные «хозяева» согласились принять у себя в гостях «волосатых». Само кафе было небольшим, человек на двести, а очередь на этот концерт выстроилась многотысячная, чуть ли ни от Садового кольца и до Пушкинской площади. Даже конная милиция присутствовала. Замечу, что в это время на нашем факультете заканчивал обучение венгр Ференц Токач. По его словам, до поездки на учебу в Москву он был администратором одной из лучших венгерских групп. Ко всему происходящему у нас в музыке он относился весьма скептически. На этот концерт я и привел Ференца. И когда "Скомрохи" заиграли, у него, грубо говоря, отвисла челюсть. Он сказал только:
-Это высоко!
Ребята действительно играли потрясающе. Кстати говоря, к тому времени Буйнова забрали в армию, и его на клавишных заменил Александр Лерман.
-Давайте поговорим немного о Лермане.
Саша уже был известен в музыкальных кругах как участник группы «Ветры перемен», где он работал вместе с Толей Алешиным. Появившись однажды на нашем горизонте, Лерман потом все время находился рядом с нами. Ведь он дружил с Борей Баркасом, а Боря со «Скоморохами». Саша, конечно же, человек уникальный. Потрясал его интеллект. Помню, что он жил на юго-западе, и в его квартире была довольно большая библиотека. Общаться с ним можно было на любые темы. Он уже тогда знал больше десяти языков. Мне очень запомнилось, что когда я приезжал в гости, Саша выставлял коньяк и откуда-то взявшиеся бананы. Самая лучшая закуска к коньяку – это бананы, а не лимоны. Мы много разговаривали, спорили. И, если я прижимал его к стенке своими рассуждениями, то Саша доставал из своей библиотеки томик первоисточника, на языке оригинала зачитывал цитату и переводил. Это было очень эффектно и со вкусом. Возникало особое чувство уважения к нему.
Спустя годы, после одного из спектаклей «Игра в волшебный тир», в котором звучала наша песня «Стоп, мистер Рейган», во Дворце Спорта у нас с Владимиром Петровичем Пресняковым брали интервью журналисты с какого-то американского телеканала. Какого, точно не помню. Переводчиком с их стороны был молодой парень, который очень хорошо говорил по-русски. Этот парень приехал в Россию впервые. Оказалось, что его преподавателем в Йельском университете был Александр Лерман. Саша, как я уже говорил, очень дружил с Борей Баркасом. А третьим в их компании был Сергей Старостин, тоже лингвист.
-Почему Лерман ушел из «Скоморохов»?
Когда он ушел, я позвонил Градскому и задал этот же вопрос. Суть ответа была такова – две яркие звезды на одном небосклоне светить не могут…
В общем, Лерман перешел в «Веселые ребята». Кстати, текст знаменитой песни «Арлекино» написал Боря Баркас, а аранжировку делал Лерман.
«Скоморохи» же к тому времени превратились в «Александр Градский и «Скоморохи».
-А какова причина ухода Шахназарова?
Он перешел в «Аракс». К тому времени Юра освоил гитару, и на басу ему надоело играть. А он очень хотел играть на гитаре.