"Добры молодцы".

Вокально-Инструментальная Эра (1960-1988)
www.via-era.narod.ru






Валерий Колпаков


Об Анатолии Киселеве и некоторых других.

(июль 2020, февраль 2025)

4

Читаем Левенштейна дальше:
Вслед за пулеметным обстрелом последовала и артподготовка. В одной из центральных газет, кажется в «Советской культуре», появилась статья за подписью Людмилы Зыкиной, народной артистки РСФСР, СССР, Азербайджанской, Узбекской ССР, Удмуртии и Марийской Республики, почетного профессора Оренбургского, Ленинградского и Московского университетов, кавалера ордена «Знак Почета», ордена Ленина, Героя Социалистического Труда, позже — кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» всех трех степеней, а также ордена Святого апостола Андрея Первозванного.
Зыкина была певицей, олицетворявшей русскую народную песню, а для многих и всю Россию вообще. В статье она обращала внимание народа на то, что руководителем так называемых «Добрых молодцев», то есть ансамбля русской музыки, является саксофонист с фамилией Левенштейн. Кто-то специально разузнал мои паспортные данные, поскольку на афишах я уже давно был Новгородцевым.

Это тоже является вымыслом. Я просмотрел все подшивки газеты с 1970 по 1975 годы. Такой статьи не было. Была другая "Все на одно лицо" от 4 апреля 1972 года, где упоминалась Л.Зыкина и "Добры молодцы". Никакого Левенштейна там нет и в помине.

Левенштейн:
После худсовета и статьи, за которой, как тогда говорили, должны были последовать «оргвыводы», в Росконцерте стали думать, что с нами делать дальше. Совещались обычно тройкой — Тихомиров, Лейбман, Кадомцев; иногда приглашали меня...
В эти рассуждения о жизни и искусстве я пытался внести ноту реализма: музыканты сидят без денег, на голодном пайке. Я поддерживаю их на плаву, получая от бухгалтерии мелкие суммы на покупку гвоздей или перевозку инструментов грузовиком. Наша жизнь в гостинице «Космос» похожа на осажденную крепость. Деньги на еду были только у людей со сбережениями, это человека три: пианист Володя Шафранов, с отрочества промышлявший фарцовкой, Юра Антонов и трубач Янса...
Росконцерт иногда устраивал нам блицтуры, на два или три дня, в основном на стадионные концерты, где требовалась «мартышка». Один такой концерт состоялся в Дагестане по случаю годовщины Республики...
В ноябре 1971 года в Росконцерт приехал новый начальник, Юровский...
С Тихомировым у него отношения не сложились, началась глухая борьба. Закончилась она тем, что в 1972 году Тихомирова из Росконцерта уволили. С приходом Юровского мы слегка воспряли. В Москву его привела мощная рука Фурцевой, а в политической шахматной игре тех дней для нас это означало заметное позиционное преимущество. Началась почти нормальная гастрольная жизнь. В поездках мы проводили больше двух третей года. Росконцерт прислал нам директора по имени Дима Цванг.

Не перестаю удивляться, для того чтобы подготовить концертную программу и с ней регулярно и легально ездить на гастроли, ВИА "Добры молодцы" под управлением В.Левенштейна потребовалось около года. Ссылки на предвзятость Худсовета являются вымыслом. Эту процедуру обязаны были проходить все концертные коллективы в Советском Союзе. И они все успешно её проходили. Бывало, что не с первого раза, но никто никогда не делал это так долго.

Левенштейн явно не оправдывал возложенные на него функции руководителя, и это ставило дальнейшую карьеру ансамбля под сомнение. Быстро это осознав, Юрий Антонов сам занялся продвижением своего творчества. В чем вскоре и преуспел.
Есть в его биографии необьяснимый для меня факт. С 18 по 20 октября 1972 года в ГДР проходил Международный шлягер-фестиваль "Дрезден-72". От СССР там участвовал Валентин Дьяконов (в том момент солист ВИА "Самоцветы") с песней "О добрых молодцах и красных девицах" (Антонов-Жуков).
Отбор песен для участия в Международных конкурсах и фестивалях осуществляла Союз композиторов СССР. Его члены бились смертным боем (в том числе и друг с другом), чтобы протолкнуть на подобные мероприятия каждый свои песни.
Как же на Международный фестиваль в Дрезден попала песня двух малоизвестных авторов не членов Союза Композиторов?
Причем её явно кто-то "протолкнул" и навязал В.Дьяконову. Ни ансамбль "Самоцветы" ни сам Валентин никогда раньше её не исполняли.
Сам В.Дьяконов позже рассказывал:
Меня заставили на этом конкурсе петь то, что мне не нравилось и не шло. Я пел песню "О добрых молодцах и красных девицах" в сопровождении симфонического оркестра, а другую песню петь не разрешили. А с "Самоцветами" мы эту песню никогда не пели…

В общем к концу 1972 года Ю.Антонов, что называется, стремительно "набирал вес" в московской эстрадной тусовке.
Куда смотрел тогдашний министр культуры РСФСР, велевший совсем недавно его уволить, непонятно?
В этот период Антонов много записывается на радио и вскоре, не без конфликта, покидает ансамбль "Добры молодцы", перейдя в оркестр "Современник".

Газета "Вечерняя Москва" 6 февраля 1973.


Весной 1973 года ВИА "Добры молодцы" отправился в Южно-Сахалинск на гастроли.
Левенштейн:
В Южно-Сахалинск, расположенный рядом с Японией, западное влияние вовсе не доходило, а если какие-нибудь столичные хлыщи привозили его с собой, у местных вождей возникала чесотка.
К тому времени мы сбросились на новую аппаратуру, купленную не то у венгерских, не то у чешских гастролеров. Национальность артистов значения не имела, потому что аппарат был австрийский, хотя назывался по-итальянски — «Монтарбо».
Звуковые колонки всегда выставляют вперед, на авансцену, поэтому первое, что увидели зрители еще до открытия занавеса, особенно в ближайших к сцене рядах, где сидело партийное начальство, — это бесстыдно красовавшаяся западная техника.
Назавтра в газете «Советский Сахалин» появилась разгромная статья. В ней говорилось, что «Добры молодцы» оскорбляют русскую народную песню исполнением на электрических гитарах, звучавшую к тому же через иностранную аппаратуру. Жизнь в Южно-Сахалинске событиями не богата. Можно, конечно, сходить в продуктовый магазин и купить брикет мороженого крабового мяса, но это, пожалуй, и все. Весть о газетной статье разлетелась быстро.
Мы собрались и решили ответить в свободном стиле, как на картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». «Десятки и сотни пианистов по всей стране, — говорилось в нашем послании в газету, — ежедневно оскорбляют священные имена Чайковского, Рахманинова и Глинки, исполняя их на роялях „Блютнер“, „Бехштейн“ и „Стенвей с сыновьями“». Наша элегантная формула на страницы печати не попала, но властям о ней, видимо, доложили. Климат вокруг нас поменялся, заметно похолодало. Дежурные по этажу глядели враждебно. Мы вынуждены были с ними общаться, поскольку они продавали талоны в душ, расположенный в конце коридора. Некоторые до того распоясались, что ходили в душ по два раза в день, утром и вечером. «У, артисты! — слышалось за спиной. — Денег им не жалко… и кожи…»

Здесь опять полный набор фантазий автора.
Поверить в то, что проблемы у коллектива в Южно-Сахалинске возникли из-за иностранной аппаратуры, могли только люди никогда не бывавшие на концертах в СССР. Можно подумать, что в Южно-Сахалинск никогда не приезжали концертные коллективы, потому что вся звукоусилительная аппаратура концертных организаций была иностранного производства или самопальная, но сделанная "под фирмУ" с иностранными названиями на корпусах.
На переднем плане самопальная звуковая колонка "под фирмУ".
За барабанами Александр Цыгальницкий.

Ещё более смешными выглядят намеки автора, что по этой же причине к ним стали враждебно относиться работники гостиницы "Рубин", где они жили.
Причины такого отношения были совсем другие, но уже привычные для этого коллектива. И сам Левенштейн это подтверждает дальше, но сильно пригладив реальную ситуацию.
Ресторан нашей гостиницы «Рубин» как-то не манил в свое пространство, так что после последнего концерта мы решили вечерять в номере чем бог послал, из местного гастронома. Следы молодецкой пирушки все еще видны были на столе, когда к нам вошла комиссия с проверкой. Впереди был директор «Рубина», невзрачный важный человек, из-за его плеча выглядывали тетеньки в белых халатах. «Так! — сказал директор, обходя остатки нашей вечерней трапезы, пустые бутылки, крошки, корки. — Выпиваем? Закусываем?» Мы молчали. Да, выпиваем, да закусываем, законом не запрещено. «Понятно!» — хорохорился директор, а тетеньки в белом осуждающе глядели на наше безобразие.
Тут директорский взгляд упал на тонкий шланг с наконечником и резиновую емкость, похожую на грелку. На стене на крючке для одежды висела кружка Эсмарха, клизма, которую «Молодцы» завели себе под моим влиянием. Данный экземпляр принадлежал Пашеке. Возникла немая сцена, директор и тетеньки соображали — к какому же виду страшных столичных извращений принадлежит сей аппарат?
Директор первым взял себя в руки. В руках его был важный козырь. Он надул значительно щеки, напыжился и страшным тихим голосом, каким в суде объявляют высшую меру, спросил: «А это что такое?» Все посмотрели на Пашеку. На его лице не дрогнул ни один мускул, с непроницаемой физиономией, как бы объясняя совершенно очевидную вещь, он сказал грозному начальству: «А мы через нее радио слушаем!» Комиссия почувствовала, что обычного разбирательства с командированными в синих сатиновых трусах, робеющих перед начальством, тут не получится, и удалилась.

Как видим, проблемы во взаимоотношениях персонала гостиницы и артистов была не в увлечениях последних иностранной аппаратурой или плохим исполнением русских песен, а в банальном пьянстве.
Очень смешным выглядит эпизод с клизмой. По версии Севы, что это такое клизма жители Южно-Сахалинска не знали. Он сам знал, а они нет. Он сам и его компания этим пользовались, а жители Южно-Сахалинска нет.
Хотя, может быть, у местных таких проблем со здоровьем не было.
Короче говоря, эта гастрольная поездка закончилась так же, как и некоторые предыдущие: недовольством зрителей и администрации гостиниц. Результатом стали гневные письма по месту работы (в Росконцерт) и в газеты.

Левенштейн:
Путь с Сахалина до Москвы не близкий. Лететь нам, с заправками и остановками, пришлось почти сутки...
С официальными жалобами мне приходилось сталкиваться и раньше. Главное — опередить «телегу», приехать первым, предупредить, что было так-то и так-то, ждите. Тогда Росконцерт, в лице начальника отдела ансамблей Лейбмана, был готов, и письмо подшивали в архивную папку. Но тут сахалинское письмо опередило нас, опередило меня. Жалоба проскочила наверх, была прочитана. Юровский не вызывал нас, не устраивал разноса, однако дал команду. «Сева, — сказал мне Лейбман при встрече, — я все понимаю, но сигнал пришел, и мы вынуждены реагировать. Есть распоряжение снять тебя с руководства. Очень прошу тебя не уходить. С нашей точки зрения, ты коллективу нужен».
Был приказ, руководителем сделали Пашеку. Он принял бремя с удовольствием, у него были свои планы на будущее, на то, куда и как двигаться дальше.

Опять видим буйство фантазии.
Поверить в то, что обычное почтовое отправление из Южно-Сахалинска в Москву даже сегодня в 2025 году доберется за полдня, можно только в сильном подпитии. Тем более в такое невозможно поверить в 1973 году.
Как так, Сева добирался в Москву почти сутки, но письмо с кляузой его опередило?
Может это было электронное письмо?
Да и какая разница, успел Левенштейн предупредить Лейбмана или нет, если последний уже знал, что делать с подобными кляузами?
Даже если, письмо миновала Лейбмана и попало к Юровскому, то последний, по словам Севы, никак на него не отреагировал в плане наказания всего коллектива.
Удивительный, просто фантастический случай.

Но, как обычно бывает в таких случаях, реальные события сильно отличались от изложенных.
Недовольство зрителей вылилось в письма не только в местных газеты Южно-Сахалинска, но и в центральную прессу. В частности в газету "Советская культура", и она в номере от 18 мая поместила следующее письмо.

Из него становится ясно, что причина недовольства зрителей была не наличие иностранной аппаратуры, а качество исполнения народных песен. Эта проблема у коллектива была ВСЕГДА.
ВИА "Добры молодцы" всегда был ориентирован на западную эстраду, на которую делалась основная ставка во втором отделении концерта. Русские народные песни служили им в основном для сдачи программы худсовету и были своеобразной обязательной "нагрузкой" в первом отделении.
"Обязаловка" в виде народных песен, к которым, очевидно, не лежала душа у большинства участников ансамбля периодически выливалась в " утяжеленные импровизации" на предельной громкости с обязательными вокальным надрывом голосовых связок. Все это вызывало справедливое недоумение неподготовленной публики, которая никаких русских традиций в подобном подходе не усматривала. О чем и сообщала в различные газеты.

Вот как об этом рассказывал Владислав Петровский:
-Первое отделение состояло из русских народных песен, аранжированных в стиле Blood, Sweat & Tears. Мы выходили на сцену, надев сапоги и кафтаны: настоящие добры молодцы! Это было такое шоу, как бы выходы русского народа посидеть на завалинку, превращавшиеся то в праздники, то в шутливые перебранки.
А второе отделение состояло уже из эстрадных песен. Мы переодевались в желтые костюмчики – и уже все неслось в серьезном варианте. Начинался рок! Мы исполняли две вещи из репертуара Chicago, из второго альбома. Те, где они поют без слов, зато со всеми дудками, со всеми пирогами. Пели мы и две-три вещички из репертуара Three Dogs Night. И были песни на русском языке, которые в основном писал Юра Антонов. Когда он у нас работал, он написал и песню «Добры Молодцы», и «Почтовый ящик», и «Кончается лето». Они были хорошо по тем временам сделаны, потому народ на нас везде и ломился! Бывало, что мы делали по четыре и даже по пять концертов в день.
Но именно тут-то и начиналась всякая фигня! Постоянно в Росконцерт приходили «телеги», что мы позорим русскую песню. Конечно! Приходит обыватель слушать душевные русские народные песни, а ему по мозгам роком лупят! Он тут же – стучать «куда надо».

Не реагировать на подобные письма в Росконцерте не могли. И реакция на письмо с Сахалина последовала. 12 июня в той же газете был помещен ответ директора Росконцерта Юровского. Из него следовало, что критика газеты признана правильной. Музыкальному руководителю В.Антипину указано " на необходимость бережного отношения к творческому наследию народа". Сам ансамбль сняли с гастролей и посадили на репетиционный период для подготовки новой программы. Это была стандартная реакция на подобную критику.
Как видим, там Левенштейн, как руководитель даже не упоминается.
Почему?
Потому что проблемы ВИА "Добры молодцы" были не во внешней среде, а внутри коллектива. Там по сути не было руководителя, который мог бы реально управлять процессом и в случае надобности заставить остальных делать так, как надо для общего дела.
Левенштейн был номинальным руководителем, он ходил по начальству и озвучивал тому мнение "старожилов" коллектива. Внутри ансамбля он ничего не решал.
Владимир Антипин:
В ВИА "Добры Молодцы" никогда не было руководителя в том смысле, в котором они были в других ансамблях - П.Слободкин в "Весёлых ребятах", Ю.Маликов в "Самоцветах", В.Мулявин в "Песнярах" и т.д. Направление и стиль были заданы с самого начала, а вопросы репертуара решали музыканты, создавшие ансамбль и работавшие в нём до момента его практического распада...

-Какова была роль Севы Новгородцева в "Добрых молодцах"?

Сева Новгородцев занимал в "Добрых Молодцах" такое же место, как и остальные участники ансамбля. Пребывание его в коллективе имело для ансамбля такое же значение, как пребывание в нём Александра Морозова, Владимира Кириллова или Владислава Петровского.

Срыв гастрольного графика принес Всеволоду Левенштейну лишение его статуса художественного руководителя ансамбля, что конечно же, вызвало в нем затаенную обиду. До 1974 года он оставался рядовым музыкантом в коллективе, а потом покинул и "Добрых молодцев" и недобрую Отчизну.

Рассмотрим в целом период работы Левенштейна в ансамбле. В плюс можно занести только переезд "молодцев" из Читы в Москву, в минус провал в Ленконцерте и потерю Ю.Антонова.
Если бы, они смогли устроиться в Ленконцерт, а не в Росконцерт, то думаю, судьба их сложилась бы более успешно: родной город и значительно меньшая конкуренция, чем в Москве.
Что касается Антонова, то, если бы, при переходе в Росконцерт его выбрали руководителем ансамбля, то, думаю, и в этом случае все сложилось бы более удачно.
Но не судьба!
Окончание