Галина Стельмах
Я-женщина!
(март 2013 г.)5
-В октябре 1974 года в Москве проходил 5 Всесоюзный конкурс артистов эстрады. «Самоцветы» на нем заняли 2 место и там вышел конфуз. Об этом рассказывает Ярушин в своей книге. Что там произошло? Обычный технический сбой?
Нет, это была подляночка! Что давало призовое место? Оно давало повышение ставки. Мы же на ставках тогда работали. Неважно, хоть двадцать тысяч народу на концерте, хоть два человека. Всё равно одну и ту же зарплату получишь. А если ты занимаешь призовые места, лучше, конечно, первое, то у тебя сразу же растёт ставка.
Потом, ты получаешь право на сольный концерт. Так что призовое место очень много давало и имело очень большое значение.
Мы должны были там выйти под песню «Мой адрес – Советский Союз», а в конкурсе должны были звучать другие песни – такая была идея. Эта песня звучала с магнитофона. Тогда же были катушечные магнитофоны и вот там пленка была разрезана и склеена специальным образом. За магнитофоном сидел мой муж и, естественно, никакого сбоя не должно было быть. А получилось, что мы вышли на сцену под какие-то несуразные звуки. А это же бьёт по нервам. Дальше-то нам надо петь живьем.
Лёше потом попало очень сильно. А что он мог сделать? Отлучился ненадолго, а надо было сидеть не отходя, но он не думал, что такое может быть - перекрутили, подклеили.
Про подобные вещи артисты балета нередко рассказывают.
-Но, несмотря ни на что, вы всё же заняли призовое место?
Первое место заняли «Поющие сердца», а мы заняли второе место, получили диплом и дальше поехали работать.
 |
-Что в 70-е мешало и помогало работать? В то время все творческие произведения должны были проходить какие-то инстанции - хорошо это было или плохо? В свете того, что сейчас происходит, у многих теперь уже к этому двойственное отношение.
Я поняла вопрос. Вот эта цензура, которая называлась худсовет – это и хорошо и плохо, и очень хорошо и очень плохо. Что хорошо – ниже определённого музыкального творческого уровня невозможно было выйти на сцену. Ну хотя бы ты более менее грамотный должен был быть, чисто петь, приятный тембр, уметь играть на гитаре, на пианино, на трубе и прочее. Был какой-то минимум, ниже которого нельзя было опускаться. А у Маликова требования были завышенные, потому что коллектив был известный, выше середняка.
-У Маликова требования были выше, чем у худсоветов?
Выше. В те времена были и в Москонцерте, и везде плохие и хорошие музыканты. Так было и будет всегда. Я уже говорила, что всё записывали от и до, всё нужно было делать самим, нельзя было ошибки исправить с помощью техники. Даже если бы и появился кто-то не тот, то больше двух недель бы не продержался.
Мы пели вживую, и если бы на концерте кто-то лажался - быть ему в ансамбле было бы невозможно. Если только папа или мама очень большие начальники.Или через него можно было попасть за границу и достать инструменты.
В этих случаях держали и таких, но у такого обычно отключали микрофон. Даже у нас под конец такой был (ни за что не скажу его фамилию). Его взяли именно потому, что отец был очень большим начальником. Да в общем-то,он и сам был очень хороший мужик . Всё равно приносил пользу. Где-то что-то достать, купить.
-И внешне смотрелся, не портил общий вид?
Да, и внешне смотрелся. Приятный парень, почему бы нет. Так что на некоторые хитрости тоже приходилось идти.
Да, мы отвлеклись от худсоветов. Плохо было то, что мы обязаны были петь некоторые песни и записывать их на пластинки. Совершенно не нужные нам песни, но без них тебе не подпишут ни отделение, ни концерт, не выпустят за границу. И что с этой песней не делай, как ни старайся из дерьма конфетку не сделаешь. Хотя иногда бывало, что полуконфетку мы, всё-таки, делали. Но было это ужасно неприятно.
Ещё было неприятно, что песни, которые сочиняли сами ребята (замечательные песни) не могли попасть на сцену или на пластинку. Самое большее – одна в сольном концерте или одну песню в диске - гиганте Маликов пробивал. Больше не давали, душили очень красивые песни.
Третье: совершенно как на врага народа смотрели на электрогитару. А так хотелось, чтобы соло на электрогитаре прозвучало, а это было практически запрещено, поэтому как-то выкручивались. На видео записях даже гитары не показывали толком.
Потом ещё нам навязывали одежду. Мы, все-таки, тоже были ребята со вкусом. Конечно, не было тогда большого выбора и материальных возможностей, но купили бы мы что-нибудь у фарцовщиков и нашли бы какую-нибудь портниху, которая бы могла нам сшить сценические костюмы. Молоденькие были, а всегда должен быть пиджак, чуть ли не галстук, у меня длинное платье, вырез на платье нельзя, распущенные волосы нельзя, всё в хвост.
Это они придумывали сами, это не из правительства шло. Авось чего бы не вышло, уж лучше мы так сделаем. Движения на сцене совсем не позволяли.
-Шаг вправо, шаг влево – расстрел?
Практически так. Ну на концерте можно было ещё какие-то шаги делать, а на телевидении вообще надо было стоять как истукан, будто кол вбили. Нельзя было даже голову повернуть. Даже когда у нас были дуэты, например Валя Дьяконов поёт:
-Я люблю тебя!
А я ему отвечаю:
-Я люблю тебя!
А голову повернуть в его сторону нельзя. Как-то во время подобной песни посмотрела в его сторону, тут же:
-Стоп! Ира, просили же стоять прямо!
Однажды Юра Петерсон рукой как-то так движение сделал. Сразу:
-Стоп! Руки по швам!
Они просто сами боялись. Хотя если бы всё это прошло, никто бы не обратил внимание. Никакое бы высокое начальство не обратило бы внимание, что при словах: «Я люблю тебя», я повернула голову к Валентину. Мы же не раздетые в постели, а наглухо одетые на расстоянии 3 метров. Они сами перестраховывались. Это человеческий фактор. До того были запуганы тридцатыми, пятидесятыми, шестидесятыми.
Вот в этом плане роль худсоветов была отрицательная. Не давали людям развивать свою индивидуальность и творческие способности. Сколько спилось людей из-за этих каких-то непонятных правил, которые не были прописаны в нашей конституции: художников, музыкантов, литераторов молодых. Хорошо, кто смог это выдержать, а некоторые погибали.
А с другой стороны всё-таки был какой-то профессиональный уровень. Если раньше был художник, то он умел, по крайней мере, рисовать. А сейчас можно раскрутить, если просто краской плюнул на холст.
Не надо думать, что я брюзжу, я молода душой, но если там, где есть бездарность надо делать вид, что я это понимаю и приветствую, то я не могу.
Я этого не понимаю.