Николай Добрюха..
Рок из первых рук.
(Молодая гвардия, 1992.)Глава 9.
1
 |
-Я родился в семье профессиональных музыкантов, в центре Москвы, улица Немировича-Данченко. Нашим соседом по лестничной клетке был Владимир Иванович Немирович-Данченко. В этом доме жили многие выдающиеся артисы: Тарасова,Книппер-Чехова, Москвин, Еланский,Образцов,Александров, Юткевич, Штраух,в общем, многие ведущиедеятели театрального мира и музыки. Родился я в знаменательный день 9 мая 1945-го года, в шесть утра. В общем все складывалось как-то удачно. Заниматься музыкой начал очень рано, потому что в семье все время была музыка.
Мой "второй" дед-Ямпольский. Я его очень хорошо помню. Дело в том, что бабушка во второй раз вышла замуж именно за него.Таким образом, известный профессор Ямпольский -мой неродной дед,однако, он меня много воспитывал.Он воспитал очень многих музыкантов. Его брат, Ямпольский Абрам Ильич, тоже известен уже хотя бы тем, что воспитал Когана, Ситковецкого, Безродного, Грача,Кабалевского... Так что в нашем доме всегда была классическая музыка.
Отец мой, ныне здравствующий, в те годы лауреат многих международных конкурсов, был солист - виолончелист.Сейчас ему 69. Отец учился в особой детской музыкальной группе, из которой потом сложилась Центральная музыкальная школа. Это была группа из вундеркиндов. Короче говоря, мои занятия классической музыкой были предопределены.
Я занимался немножко на скрипке, немножко на виолончели, но в основном на фортепиано. Мне очень повезло:моим первым педагогом была замечательная женщина Татьяна Георгиевна Катуар-дочка знаменитого композитора Катуара и жена знаменитого композитора Меснера. В дальнейшем я учился у нее в музыкальной школе при Московской консерватории. Дальше я учился с ее сыном Павлом Ульяновичем Меснером, закончившим консерваторию и ставшим блестящим профессором-педагогом. Все мое детство, естественно, было окружено музыкой. Кстати, у нас дома бывали и Шестокович, и Нейгауз, и Гольденвейзер... Я уже не говорю о молодых п тем временам людях, о таких, как, скажем, Гилельс, Рихтер, Глиэр,Горин, скрипачи Давид Ойстрах, Коган, Грач и многие дедушкины ученики.Поэтому мир музыки с самого раннего детства достаточно активно влиял на меня. Вместе с тем, живя в доме артистов, мне приходилось довольно серьезно общаться и с выдающимися представителями советского театра, и с многими просто замечательными личностями- например:с Маршаком,Паустовским, Ахматовой...
-Павел, давай пообстоятельней представим этот фрагмент!Ведь, наверное,была какая-то наиболее запомнившаяся встреча с Анной Андреевной Ахматовой?
-Их было достаточно много.Дело в том, что в эстраде был такой замечательныйэстрадный автор Виктор Ардов, который в свое время протянул руку помощи и Михаилу Михайловичу Зощенко, и Анне Андреевне Ахматовой. В его доме в Замоскворечье часто по вечерам собирались гости...И уже будучи молодым артистом эстрады, я был приглашен на один из таких вечеров.Старики тогда вообще очень любили молодых и всячески им помогали-в отличии от сегодняшних дней, когда немножко эстрада вся развалилась.Еестествено, такие встречи с мастерами советской культуры очень влияли на мое формирование.Поэтому я бесконечно благодарен ситуации в семье за то, что мне удалось получить хороший фундамет для дальнейшей самореализации.
Лет в пятнадцать я закончил музыкальную школу и поступилв музыкальное училище при консерватории на теоретико-композиторский и фортепьянный факультет. У нас был совершенно замечательный курс. Я многих вспоминаю ребят. Это Максим Дунаевский, Марк Минков, светлана Токарева, ныне диктор Центрального телевидения;рядом учились известные теперь композиторы: Леша Рыбников, Кирилл Волков;я уже не говорю о том, чтобыло на праллельных курсах много толковых музыкантов: это и Владимир Бак, и Владимир Ланцман, к сожалению, уехавший из нашей страны, и многие-многие другие способные ребята.
Уже в школе и особенно в училище увлекся джазом. Играл даже на нескольких фестивалях. Вот. У нас в училище было такое, я бы сказал, трио...В общем складывалось все очень интересно: так как мы были студентами, то мы в одном оркестре играли попалам с Игорем Брилем, заменяя друг друга, поскольку не он, не я не могли шесть дней подряд работать, потому что все-таки надо было еще и учиться. А лет в семнадцать я уже стал музыкальным руководителем и просто руководителем ансамбля Марка Бернеса.
С Марком Бернесом я расстался, кажется, году в 64-65-м, то есть когда он занялся своей новой актерской работой и начал сниматься в очередном фильме. Я уже стал музыкальным руководителем в группе известной в то время певицы Гелены Великановой. Как раз тогда я сделал много песенных аранжировок, в частности- для Великановой. Помнишь, еще довольно известной была песня "Клен ты мой опавший" в моей аранжировке?..
-Павел, это все хорошо! Но вот какой-нибудь бы жизненный эпизод! Ну, допусти:"Принеси стакан воды!" Ты приносишь,а Бернес: "Да это же водка!.."
-Бернес был достаточно сложным человеком и достаточно ровным в работе-с точки зрения взаимоотношений. На мой взгляд,характерной деталью в нем было такое, что, если он не поругается перед выходом на сцену с кем-то, у него не появляется раздражитель для того, чтобы вышйти в таком вот волнении.Он даже искал для этого повод, и мы это знали и давали ему каждый раз этот повод-для него это была определенная подготовка,чтобы выступить на должном уровне. Он очень требовательно к этому относился и никогда не выходил на сцену "пустой".Всегда в нем был какой-то нерв. Он всегда выходил на зрителя с каким-то вполне определенным самовозбуждением. И не было в зале у него равнодушных!
-Вернемся к Павлу! Очень интересный момент, как четырехлетний Павел Слободкин (будущий предтеча, так сказал мне Барыкин, советского биг-бита и раннего руского рок-н-ролла), как этот самый четырехлетний Слободкин играл в 49-м году на 70-летнем юбилее у Сталина...
-Не-е-е. Вот про это я не буду рассказывать!
-Ну почему? Это же было! Это же история... Вот случай, свидетельствующий, как все в жизни меняется!
-Это никакие не заслуги. Это просто определенное стечение обстоятельств.
-Но все-таки...как оно получилось?
-Ну как получилось? Никак не получилось! Просто отец был лауреат, известный музыкант... И это был его цирковой номер с маленьким мальчиком.
-Ну все-таки, как это было? Отец, наверное, рассказывал? Сам ты этого, наверное, не помнишь?
-Кажется, мне было четыре споловиной. Детально я уже и не помню, как все это было. Помню, что был большой юбилей в Большом театре... Ну еще помню, что меня потом пригласили в ложу, посадили на колени, подарили коробку конфет...
-На колени к Сталину, да?
-Ну...естественно.
-А отец рассказывал после то, что не увидел маленький Слободкин?
-Ну мне трудно это сказать...Как-то тогда не принято было разговаривать на подобные темы, потому что это был такой, так сказать, определенный человек, с пределенным ореолом таинства...Это было, конечно, очень почетно...
-Ну а запомнилось все-таки хоть лицо? Хоть что-нибудь запомнилось?
-Безусловно, какое-то влияние было.Было что-то похожее на экстрасенсов:что-то от него исходило, какой-то определенный импульс...Но я хочу сказать, что вообще в принципе в те годы всякие сюрпризы очень любили, потому что среди правительстватогда было много людей, которые очень любили классическую музыку и которые приглашали музыкантов, скажем на дачу Сталина, в Матвеевскую...Да!Тогда многие любили послушать хорошую музыку,и многие музыканты приезжали туда и играли такие...спонтанные субботние или воскресные концерты.Воля была для них всегда законом, но главное, между прочим, что это все-таки по-настоящему ценилось...
-Сами-то музыканты не чувствовали себя угнетенными и униженными от таких вот приглашений, от того, что им приходится кого-то развлекать? Или же это были какие-то взаимные контакты великих политиков с великими музыкантами?
-Я думаю, что в тот период, в отличие от более поздних,музыку искренне любили и понимали, и музыканты, мне кажется, не чувствовали себя угнетенными, потому что их искусство всегда было в фокусе внимания, и, естественно, уже это для них было достаточно почетно.Это было практическое признание твоих заслуг как музыканта...
— А еще вот какую интересную историю мне пришлось услышать: говорят, что Павел Слободкин нашел Аллу Пугачеву. И, таким образом, можно сказать, дал миру Пугачеву. Хотелось бы знать, как сам Павел Слободкин расскажет эту историю.
— Мне, трудно сказать точно, как это было. Я думаю, что обычно в истории принято лакировать какие-то вещи...
— А не надо лакировать, лучше рассказать то, что было!
— Я хочу сказать, что Аллу я знал очень давно, еще до того, как мы встретились... Она была девочкой...
— Вот-вот! Мне говорили, что вы чуть ли не в одном дворе жили...
— Нет. Мы в одном дворе не жили, но жили действительно недалеко друг от друга, потому что Алла рассказывала, что жила на улице Чехова, совсем недалеко, через скверик... Однако мы с ней в детстве не виделись — у меня была другая компания. Но я ее встречал в передачах... Тогда была замечательная передача «С днем рожденья», которую вели Трифонов и Иванов. В одной из передач я увидел Аллу... Это год 66-й или... Да, по-моему, 66-й. Во-о-от. Ей было лет семнадцать. Да-а-а. И вот у нас, так сказать...
-Хорошенькая она девочка была?
— Как-то я не фокусировал тогда внимание, потому что я работал тогда уже в другом каком-то срезе — среди, в общем, достаточно известных... Запомнилась девочка — способная, она очень мило что-то делала, но тогда еще не было того запаса, который бы можно было сразу разглядеть...
Познакомились мы с Аллой — уже во второй раз — году в 73-м, когда наш коллектив «Веселые ребята» выступал во Дворце спорта не то в Куйбышеве, не то в Барнауле, а может быть, и в Ростове — в одном из трех этих городов, точно уж и не помню... Алла тогда работала с моим родственником Юликом Слободкиным, ездила, я бы сказал, по достаточно мало престижным городам, выступала... И как-то у нас родилась такая творческая взаимная симпатия, когда мы в общем поняли, что у нас может что-то получиться. И... в какой-то степени весь период, по-моему, 74-го года мы достаточно активно контактировали, и в 74-м году, ближе к концу, Алла пришла к нам работать.
— А что такое вдруг произошло, что привлекло в Пугачевой Слободкина? Почему до этого не привлекало, а тут вдруг привлекло?
— Дело в том, что я всегда работал с хорошими артистами, и, вероятно, благодаря этому у меня сложилась определенная школа: я считал, что у вокалиста прежде всего должен быть определенный эмоциональный художественный образ на сцене. Обычно же для всех советских музыкантов того периода главным был момент какого-то ремесленного начала, а художественная область как-то отходила на второй план... У Аллы же, может быть, было меньше вокала, но в то же время была какая-то своя тогда, быть может, еще не до конца раскрытая краска, которая, безусловно, нравилась каким-то, я бы сказал, независимым пониманием всех тех песен, которые она бралась петь.
— А какую, например, песню она пела?
— Она, по-моему, пела тогда одну из таких песен, как «Я прощаюсь с тобой у заветной черты»; музыка была Славы Добрынина... Опять же, Слава Добрынин тоже, так сказать, бывший наш товарищ...
— Он разве играл в «Веселых ребятах»?
— Ну да. На записи приходил, но тогда он не был сильным гитаристом, однако потом, когда он стал писать музыку, он стал у нас принимать активное участие, и Алла с ним дружила... С тех пор они в достаточно хороших отношениях, приятели, можно сказать... Она пела «Я прощаюсь с тобой у заветной черты» на слова Вероники Тушновой, и у нее было, я бы сказал, понимание того смысла поэзии, который в ней был заключен...
Но Аллу, на мой взгляд, обидели: жюри конкурса подошло к этому делу достаточно необъективно... Я знаю, что очень сильно ей в свое время помогала Геля Великанова, которую я хорошо знаю как в высшей степени интеллигентную и творчески интересную певицу эстрады... Ну, в общем, ей дали третью премию...