Александр Березин
Музыка в моей жизни.
1
 |
Незадолго до этого мама получила в Ленинграде на Конкурсе юных дарований Первую премию по фортепиано. Вернувшись из ссылки, она поступила в Гнесинское училище на фортепианное отделение и проучилась там до начала Великой Отечественной войны. Педагогом по специальности у мамы была сама Елена Фабиановна Гнесина, которая в тот период считала ее своей любимой и очень перспективной ученицей, в будущем профессиональной исполнительницей.
Музыка в нашем доме звучала всегда.
Первое классическое произведение, которое я осознал и полюбил, был «Вальс цветов» из балета «Щелкунчик». С тех пор «Щелкунчик» для меня ностальгически прекрасен! А «Танец феи Драже» до сих пор при прослушивании вызывает новогоднее настроение.
Мама очень любила Шопена, Рахманинова, Листа и сама великолепно исполняла на рояле их произведения. Все мое детство прошло под звуки антикварного кабинетного рояля «Шрёдер», на котором играла мама. Рояль был маленький, всего полтора на полтора метра!
Папа любил эстраду и часто слушал грамзаписи. Прежде всего, это были пластинки фирмы «Супрафон» с записями Марики Рёкк и подобными исполнителями, а также с инструментальными пьесами в стиле «танго». Еще он любил Вертинского и Луи Армстронга. Пластинки были тяжелые и хрупкие, на 78 оборотов в минуту.
Пришел 1957 год. Столица готовилась к «Всемирному фестивалю молодежи и студентов». Везде готовили агитаторов, учили вырезать «голубей мира» и расклеивали на окнах, спецслужбы вели работу среди студенческой молодежи - об осторожности в контактах с иностранцами (они ведь могут быть агентами империалистических разведок или диверсантами!). По школам разнесли рекомендации родителям, чтобы те на лето, во избежание происшествий, увезли детей из Москвы.
Но «диверсия» всё же состоялась, - идеологическая! Вместе с зарубежной молодежью в СССР хлынула и молодежная музыка! Как ни старались власти ограничить контакты советской молодежи с иностранцами, они, естественно происходили. «Тлетворное влияние Запада», как тогда писали газеты, быстро распространялось. Прежде всего, это была музыка. Фабричные пластинки были редкостью, а вот копии с них, «на костях» («на рёбрах»), попадали к нам. Делались эти копии на студиях «Говорящих писем», а основой для записи служили рентгеновские снимки на пленке.
Меня, да и пожалуй всех ребят во дворе, приводили в буйный восторг три вещи: «Мамбо италиано» (до сих пор пользующееся популярностью), «Истамбул, Константинополь» и, конечно, «Rock Around the Clock» Билла Хейли (Bill Haley). Когда сосед выставлял в окно проигрыватель и заводил эту музыку, мы бились в истерике.
Почему-то на протяжении почти всего советского времени считалось «шиком» выставлять в окна звуковоспроизводящую аппаратуру - сначала граммофоны, потом - магнитофоны.
У нас дома была (и до сих пор у меня стоит) великолепная радиола «Мир» Рижского радиозавода. Единственным ее недостатком было отсутствие диапазонов ниже 25 метров.
С недюжинным терпением сидел я многие часы за радиоприемником, пытаясь поймать в эфире что-нибудь ритмичное, как сейчас говорят, «заводное». По-видимому, юному возрасту присуща потребность в двигательной активности, а этому состоянию как нельзя лучше соответствуют рок-н-ролльные ритмы, воздействующие на подсознательном уровне. Правда, в то время я еще не очень разбирался в музыкальных направлениях, но уже полюбил Пола Анку, Томми Стила и Клиффа Ричарда с группой «Шедоуз».
Очень мне нравился джазовый органист Джимми Смит и электроорган вообще, особенно, если он с «вибрато». Джаз меня интересовал тоже. Отыскивая в радиоэфире «Голос Америки», я с радостью ловил хорошо узнаваемую джазовую заставку и слушал раскатистый голос ведущего Уиллиса Кановера, проводившего обзор новостей джаза. Из джазовых музыкантов я выделял Спайка Миллигана и особенно Дейва Брубека с его «джазом-модерн». В более поздние годы у Брубека были замечательные произведения - что-то с проигрышами в стиле Рахманинова и пьеса, навеянная воспоминаниями о Японии – «Кото-сонг».
Музыка этих исполнителей часто звучала на радиостанции «Голос Америки».
Нравился мне также звук электрогитары, (правда, я не знал тогда, что за инструмент звучит). Звучание гитар ансамблей «Шедоуз» (The Shadows) или «Венчерз» (The Ventures) напоминало мне звуки, извлекаемые при ударах по висящему рельсу.
Поскольку путь к мировой культуре через средства массовой информации, в том числе и через радио, в 50-е и 60-е годы был практически закрыт - все русскоговорящие, а также некоторые основные иностранные радиостанции глушились круглосуточно, приходилось, подавляя раздражение, неимоверно напрягать слух, что бы что-нибудь расслышать! Техника глушения состояла в том, что «глушилка» на радиочастоте западной станции передавала шумы или вой, которые и подавляли передачу.Таких «глушилок» понастроили в советское время по стране многие сотни, а то и тысячи.
В конце 1962-го года, часто с одноклассниками стали устраивать танцевальные вечеринки у кого-нибудь дома. В это время у нас особенно популярным был Чабби Чекер (Chubby Checker) с твистами: «Let`s twist again» и «Baby-baby, balla, balla». Твист – очень зажигательный танец, хотя по всем канонам он исполняется «в миноре»!
II.
Зимой 1963-го года радиомастер установил на нашей радиоле «Мир» еще три диапазона: 13, 16, и 19 метров. Для меня это было этапным событием, так как на этих диапазонах по вечерам (а то и днем!) было лучше слышно, меньше глушили и работало много хороших станций, передававших музыку, в том числе и В.В.С.. Теперь я еще больше просиживал за приемником, мешая отцу работать над своими рукописями.
Однажды, слушая радио и настроившись на одну из западных станций, я услышал пение какого-то ансамбля (как я потом узнал, это называлось «группа»), которое меня заворожило, потому что я такого прекрасного, мелодичного и вместе с тем ритмичного исполнения еще никогда не слышал. В таком стиле никто не пел еще. Когда песня закончилась, диктор объявил: «She loves you» - group «The Beatles». Для меня началась новая эра - эра «битломании».
Эта группа так меня потрясла, что многие любимые к тому времени исполнители отошли на второй план (маме «Битлз» тоже понравились, особенно их дикция и слаженное пение).
Жадным ухом приникал я к радиоприемнику, пытаясь отыскать в пучине радиоволн любимые голоса, постепенно становясь фанатичным поклонником этой группы.
Слушая, записывал в специальную тетрадь названия всех новых их песен, собирал все газетные и журнальные статьи о «Битлах» (так их называла молодежь) - когда, наконец, на них среагировала отечественная официальная пропаганда.
Пошли заказные статейки, где эти талантливые и симпатичные ребята обильно поливались грязью – будто бы они оболтусы и недоучившиеся бесталанные юнцы, а композитор Никита Богословский в одном своем фельетоне вообще обозвал их «навозными жуками»! И это в то время, когда уже весь мир восторгался феноменом «Битлз»!
Потом пошли статьи, в которых шутливое интервью, данное «Битлами» какому-то западному журналисту, с тезисом о том, что «Мы вообще не умеем играть», наши щелкопёры приняли за чистую монету и на все лады стали повторять слова Ринго Старра о том, что он «не попадает в такт». А ведь Ринго Старр, к тому времени, когда пришел в «Битлз», был одним из лучших ударников Ливерпуля.
В какой-то статье было написано так: «Битлз» пишут все свои песни сами, поэтому они так удручающе однообразны». – Мрак!
Когда популярность «Битлов» в мире и у нас в стране достигла максимума, и не замечать этого было бы уже смешным, советские идеологи «сменили пластинку» и стали говорить, что «В общем, «Битлз» неплохие музыканты, ведь они из простых рабочих семей и выросли в бедных кварталах Ливерпуля». Для советской пропаганды признаком лояльности всегда было «рабочее» происхождение - тогда и похвалить можно!
«Битлз» своим творчеством создали ни на что не похожий стиль – «бит-музыку», где мелодическая канва украшена, по словам музыкального ведущего B.B.C. тех лет, Тони Кэша, «резким отпеванием ритма на барабанах». Когда Тони Кэш выходил в эфир, он говорил: «У микрофона Кэш Антони - любитель джаза и симфоний!». У него был удивительно приятный акцент. Впоследствии Тони Кэш стал в Англии известным музыкальным деятелем и привозил в Москву Эндрю Ллойд Уэббера с его «Реквиемом» в 1988-м году.
Во время моего увлечения «Битлами» я знал и мог напеть «навскидку» сто - сто пятьдесят песен «Битлз», появившихся с 1962 по 1970-й год. Знал бы и больше, наверно, но не все песни передавались по радио, а магнитофонные записи были редки. Чтобы переписать у знакомого какой-нибудь новый диск, как правило, приходилось волочь на другой конец города и обратно магнитофон весом 12-15 килограммов!
После триумфального взлета «Битлз» косяком пошли подобные группы. Среди них у меня в приоритете были «The Rolling Stones» (особенно мне нравились тогда вещи «I`m A King Bee», «Route`66» и «Paint It Black»); «The Hollies»; «Swinging Blue Jeans» со своим «Hippy Shake»; «The Seekers», «The Kinks», «The Animals» c «Домом восходящего солнца»; «The Searchers», «The Dave Clark Five», «Spencer Davis Group» с бестселлером «Keep On Running»; «Manfred Mann», «The Traffic», «The Cream», «The Monkees», «The Mamas and Papas» с вещью «Monday, Monday»; «The Procol Harum», «The Beachboys», «Hermans Hermits», черные девушки во главе с Дайяной Росс – «The Supremes» и, конечно же, «Sonny and Cher» с их замечательной песней «Sunny». Нравились мне еще «The Doors» с Джимом Моррисоном и «The Who».
Между прочим, Sonny Bono, после развода с Шер, повлекшего распад их дуэта «Sonny and Cher», стал впоследствии сенатором США. Когда он нелепо погиб, вся Америка скорбела по нему. Коллеги отзывались о Сонни Боно, как о замечательном человеке и доброй душе!
Любил я также Рэя Чарльза с его коронной вещью «Tell me, what I say» и, конечно же, Элвиса Пресли и Чабби Чекера.
Были еще замечательные девушки Сэнди Шоу, Силла Блэк, Пэт Кларк и Дасти Спрингфилд. Необъяснимое воздействие оказывала Брэнда Ли со своим пронзительным голосом. Но больше всего любил я Литтл Ричарда (Little Richard). Обожал его версию «Long Tall Sally», а также вещи «Bama Lama Loo» и «Lucille».
Следил я за появлением новых песен не только у «Битлз», но и у других групп. Записывал в тетрадь каждый новый ансамбль и названия его песен. В последующие годы нравилась мне группа «The Pharaohs» («Фэроуз» - Фараоны), а точнее «Sam the Sham and the Pharaohs» с песней «Wooly Bully» (я и сейчас от нее «фонарею»!) и Roy Orbison с песней «Oh, Pretty Woman!».
В танцевальной музыке твист постепенно сдавал позиции и на смену ему пришел шейк. Потом были «мэдисон» и «ватуси».
Однажды, году в 1964-м, будучи в гостях у сестры (она жила отдельно), и оставшись вечером один, я включил портативную «Спидолу» и стал слушать «Голос Америки». Было лето, и окна открыты. Внизу, на тротуаре я заметил двух милиционеров. Едва я убавил звук, как в дверь позвонили. Я открыл, и эти милиционеры были тут как тут.
– Кто здесь живет?
Я ответил. Они помялись на пороге, прислушались – тихо! - И ушли. Вот времечко было - Запад слушать запрещалось (не говоря уж о том, что за длинные волосы в общественном месте могли запросто задержать и отвести в милицию)!
Существовало такое шутливое стихотворение:
| Есть обычай на Руси - Ночью слушать Би-Би-Си! |