Вячеслав Малежик

Вокально-Инструментальная Эра (1960-1988)
www.via-era.narod.ru






Георгий Симонян


Мой голос не вписывался в формат.

(февраль 2016).
2

-Ансамбль «Ребята» даже показывали в программе ТВ…

На второй кнопке была такая программа «Эстамп». В ней нас и показывали с моей песней «Наташка». Правда, автор указан не был.

-Как вы в нее попали?

Мы играли в летнем лагере МГУ под Анапой. И были настолько легендарными, что нас приезжали слушать со всего побережья, из Краснодара и многих других городов. Телевизионщики прослышали об этом, тоже приехали. Послушали и пригласили.
А потом Александр Масляков, с которым мы учились в одном институте и были знакомы, пригласил нас в программу молодежной редакции выступить с этой же песней. Но она не прозвучала, так как Саше Маслякову не понравились слова – «В окне Наташка мечется, как дерзкая разведчица». Хотя, в первоначальном варианте было – «В окне Наташка мечется, она на третьем месяце». Но я боялся, что оставив такой текст, меня могут за аморалку исключить из института.
Тем не менее, было несколько выступлений нашего ансамбля по ТВ в команде КВН нашего института.

-Что было дальше?

После ухода Воробьева весной 1969 году на профессиональную сцену, мы остались втроем: Жестырёв, Саша Каретников и я. Саша Каретников играл на гитаре, учился со мной в МИИТе и был моим товарищем. Его отец был директором НИИ МПС и Саша не планировал всю жизнь заниматься музыкой. Он мне так об этом и сказал. У меня словно камень свалился с плеч. Я вряд ли смог переступить через нашу дружбу и перейти в другую команду без Саши.
И мы вдвоем с Жестырёвым стали думать, что делать дальше. Летом 1969 года съездили в летний лагерь МГУ, куда приехали вместе со «Скифами», которые были в составе Валов-Дюжиков-Дегтярев и на барабанах Коротин. Они играли свою программу, а потом Дегтярев на басу и Дюжиков на гитаре помогали нам с Сашей Жестырёвым.
Тем летом было очень весело. Случались различные истории. В меня влюбилась одна девочка, дочь винодела. И каждый день она приносила нам трехлитровую бутыль вина.
Тогда же мы отработали технику таскания арбузов на рынке. Одна из наших поклонниц имела весьма привлекательную грудь и предпочитала декольте. Она подходила к прилавку и слегка наклонялась, что вызывало у кавказцев-продавцов неописуемые эмоции. В этот момент она закатывала арбуз из-под прилавка под свое длинное платье, а дальше мы технично перекладывали его в чехол от барабана. В общем, веселились по полной.
После приезда из лагеря я позвонил Кеслеру, мы хорошо пообщались. И в это же время мне сделал предложение поработать вместе Сережа Попов из Дубны- в будущем лидер группы «Жар-птица». Я не очень представлял, как можно сотрудничать с человеком, который постоянно живет в Дубне, за 100 км от Москвы. И поэтому мы с Жестырёвым выбрали работу с Кеслером. Да и Ярослав был более убедителен.
Надо сказать, что Кеслер и Воробьев учились в одной школе. До «Челенджерс» у них был состав с барабанщиком по фамилии Евтеев и гитаристом Родионовым. Андрей Родионов – это сын известного пианиста, который аккомпанировал физзарядке на радио.
Когда Кеслер женился в первый раз на девушке по имени Татьяна Моховая, то она потребовала, чтобы он закончил с вечерними репетициями. Слава послушался и маялся несколько месяцев без музыки, пока Татьяне не надоела эта маета и она сама отправила его на репетиции. Кеслер создал на химфаке ансамбль «Спектр». Но в какой-то момент у них тоже кто-то уходит, и остаются они вдвоем с клавишником Юрой Чепыжевым. В результате мы двое и они двое объединились. И я еще пригласил гитариста Валеру Хабазина. Валера работал в разных профессиональных командах до того. Мы были знакомы, и Валера признавался, что ему нравится, как я пою. Но для Валеры все-таки «Мозаика» была временной передышкой. Он хотел вернуться на профессиональную сцену и звал с собой меня. Но я учился в институте, и уйти из него означало то, что меня сразу возьмут в армию. И я естественно упирался.
В итоге в сентябре 1969 года мы впятером стали играть под названием «Мозаика».
«Мозаика».

В таком составе мы играли месяца два-три. На репетиции Хабазин приносил партитуры каких-то композиций, из которых одна была его собственного сочинения, и называлась «Улыбка сфинкса». Я в ней не смог сыграть партию, которую он мне написал, что вызывало раздражение Валеры.
В итоге мы сыграли несколько концертов, и дружок Валеры Женя Казанцев предложил ему перейти в ансамбль «Веселые ребята», в котором Женя уже работал. Надо сказать, что Хабазин тогда играл очень прилично. Но сейчас, понимая в аранжировках, слушая его игру в «Веселых», я нахожу в ней довольно много лишнего. Его гитара звучала хорошо, но звучала много, и там где нужно и где не нужно.
После ухода Валеры, я, как и в «Ребятах», стал играть сольные партии на гитаре. Конечно, я не мог выдавать такие пассажи, как Валера. Это было некоторым разочарованием для меня.

-Что вспоминается о Юрии Чепыжеве?

Юра был старше нас лет на пять. И стал седеть довольно рано. Поэтому выглядел очень солидно. Его больше всех тянуло на профессиональную сцену. Он даже с кем-то договаривался из областных филармоний, чтобы нас пригласили на работу. Но Кеслер писал диссертацию, а я отрабатывал распределение, и мы саботировали эти прослушивания. Поскольку Юра был старше, то он начинал еще с джаза. Тогда нам казалось, что это мешает двигаться вперед. Но сейчас я понимаю, что находя консенсус с музыкальными пристрастиями Чепыжева, мы росли.
Когда я оказался в «Веселых ребятах», то Юра просил отрекомендовать его, но Слободкина он не устроил. Потом Юра уехал работать в Кировскую филармонию. В дальнейшем он не возвращался в «Мозаику».

-Как сложилась дальнейшая судьба Жестырёва?

Сашу приглашали в «Веселые ребята», Павел Яковлевич хотел поменять Володю Полонского. Но Жестырёв тогда женился на альтистке с известной фамилией в музыкальных кругах Мутли. Ее звали Анна. И она его всячески направляла в сторону симфонической музыки. Саша долго потом совмещал работу в «Мозаике» и в оркестре Шостаковича. Но позднее предпочел уйти из рок-н-ролла.

-Кто придумал название – «Мозаика»?

У меня тогда была подружка – Татьяна Колосова. Она и предложила это название, которое всех устроило. До этого мы рассматривали много вариантов. Были «Искатели приключений», «Романтики». От этого отказались сразу. Нам нравилось название «Группа продленного дня», но такое название уже было в художественной самодеятельности. Пытались найти что-то подобное. «Группа крови» и так далее. Но потом появилось название «Мозаика» и устроила всех и сразу.

-Песня «Мозаика» появилась позже?

Да, я ее написал к 15-летию создания группы «Мозаика». Я часто писал песни для капустников, которые случались в ансамбле «Пламя», где я тогда работал. И такую же песню я решил написать к юбилею «Мозаики». Ансамбль «Пламя» гастролировал в Омске, и после концерта все собрались почему-то в моем номере. И когда мне захотелось что-то сочинить, то единственным местом, где мне никто не мешал, был туалет. Там я и написал песню «Мозаика». Я долго ломал голову над тем, из чего можно сложить мозаику, но потом придумал. А припев, который начинается словами – «Еще раз…», не имеет отношения к цыганщине, как многие считают. Это, скорее, отсыл к джазу или рок-н-роллу, когда музыкантам кричали - One more time (Еще раз).

-После окончания института вас должны были куда-то распределить?

Да, я распределился поближе к дому. В начале Ленинского проспекта была организация Госстандарт. Там я и оказался. Я работал младшим научным сотрудником, а два раза в неделю мы репетировали с «Мозаикой», что было отдушиной для меня.
При всём при этом мы два раза ездили заграницу…

-Не может быть! Самодеятельный ансамбль ездил заграницу?

Да. Первый раз - в Чехословакию. Представляешь, за пару часов до подъезду к границе я обнаружил, что у меня в загранпаспорте отчество записано не Ефимович, а Ермолаевич. У меня был настолько бледный вид, что сотрудники погранслужб подумали, что я везу с собой что-то непотребное. Перерыли все мои вещи. Не там искали!
В ЧССР местные музыканты нам говорили, что мы здорово играем, но все равно как-то по-русски. Всего два года прошло после пражских событий, и отношение к нам было отвратительное. Но музыканты все-таки нас уважали. Я, вообще считаю, что кроме Карела Готта, остальные чехи петь не умеют. И, тем более, их хваленный певец Вальдемар Матушка. Я уже не говорю про Иржи Корна и Гелену Вондрачкову.
Во второй раз мы поехали также по линии МГК ВЛКСМ в Болгарию. Наши сопровождающие попросили петь больше на английском и в основном тяжелую музыку. Вроде как, показать музыкальную вольницу в СССР. Мы пели даже Into the fire из Deep Purple, что-то из Iron Butterfly, что-то из Grand Funk.

-Есть композиции группы «Мозаика», где отчетливо слышна флейта. Кто на ней играл?

Виталий Шеманков. В этих записях он играл и на саксофоне. Виталий тогда работал в «Поющих сердцах», и согласился с нами записаться. В то время входил в моду джаз-рок, и мы тоже пробовали. К примеру, «Цветы» играли с «Арсеналом» Козлова. Исполняли композиции из репертуара Chicago, Blood Sweat and Tears. Лосев играл на басу и пел. Стас Намин играл на гитаре. Кстати, Виталий приглашал меня тогда в «Поющие сердца», но я в итоге оказался в «Веселых ребятах».
Надо сказать, что мы с Кеслером очень внимательно относились и к русскому слову, к произношению. У нас не было такого, чтобы мы копировали манеру какого-нибудь Гэбриэла и в связи с этим коверкали русские слова. Вы знаете, что Кеслер автор литературного перевода рок-оперы Jesus Christ Superstar?
С его текстом этот спектакль до сих пор идет в Театре им. Моссовета. Еще он перевел Chess (Игра) Тима Райса.

-На вашем сайте выложена запись «Мозаики» 1972 года под названием «Полезные ископаемые». Где вы записывались?

В ДЗЗ. Эта та самая запись с Шеманковым. Мы неплохо играли и никогда не занималась диссидентством, и весь наш протест выражался только в длинных волосах и клешах. А репертуар наш состоял из песен о любви. Поэтому к нам лояльно относились. Проблемы были в том, что времени выделялось очень мало на запись. А также не проходили искажения гитарного звука. Я имею в виду всякие фузовые дела. Звукооператоры стояли насмерть, боясь получить по шапке от вышестоящего начальства.


P.S. (Валерий Колпаков):
Мне неоднократно приходилось читать и выслушивать про подобные вещи от наших музыкантов. А так же участвовать в дискуссиях на эти темы. Все мои оппоненты были уверены, что это были осознанно внесенные идеологические запреты какого-то высшего начальства. Правда никто и никогда не мог назвать конкретных имен или хотя бы уровень на котором принимались подобные решения. По этой причине я никак не могу понять истоки этой мифологии. А в том, что это мифология, я нисколько не сомневаюсь. Об этом ЗДЕСЬ.
Мои высказывания, что результаты звукозаписи в СССР зависели исключительно от участников записи (звукорежиссеров, музыкантов, композиторов) не убеждали моих противников. Более того, они считали, что подобные вещи могли быть возможны только в СССР.
На самом деле в процессе становления новой музыки через это прошли все страны. В качестве примера приведу фрагмент из книги Джоэла Макайвера "Black Sabbath: история группы":
"Хоть Гизер (бас-гитарист BS) и был большим фанатом Брюса, ему понадобилось время, чтобы выработать стиль, хотя бы отдаленно похожий на искусный мелодический подход маэстро. Как он говорит, «я совсем не собирался работать на басу до того, как мы стали играть вместе [с Оззи]. Сначала я был ритм-гитаристом, но в новой группе не нужна была ритм-гитара, поэтому я переключился на бас. Многие думают, что басист должен играть более мелодично, как Пол Маккартни, например, использовать все эти милые приемчики, чтобы придать музыке глубины. Но я так играть не умел, поэтому стал просто следовать за риффами Тони (лидер-гитарист BS). Вдобавок, когда мы пришли в студию, мне сказали, что мне нельзя так часто использовать дисторшн, поскольку другие басисты так не делают. Но это же я, а не они, это мой звук. Нам пришлось воевать с продюсерами и звуковиками из-за дисторшна и того, как должен звучать бас. Этот спор продолжался при записи каждого альбома». Как добавлял Айомми, «в студии всегда старались разделить звуки баса и гитары. Звукооператоры слушали наши дорожки по отдельности, а потом говорили, что бас Гизера звучит слишком искаженно. Они не понимали, что наше совместное звучание было именно таким, как нам и требовалось. Что наши дорожки нельзя слушать по отдельности, потому что именно слияние басовых партий с гитарными создавало нужный нам звук".

Продолжение