Анисим Гиммерверт.
НИНА ГРИГОРЬЯНЦ: ПОРТРЕТ НА ФОНЕ УШЕДШЕЙ ЭПОХИ.
2004
2
Во главе редакции стоял обаятельный, остроумный человек, талантливый музыкант, душа застолий, но не очень-то организованный — Владимир Михайлович Меркулов. С Григорьянц, умевшей работать с утра до
позднего вечера, он почувствовал себя уверенней. В одной из маленьких комнатушек, метров 15-ти, не более (она именовалась «Отделом музыкального театра»), собиралось до 20 человек. На всю эту творческую «ораву» приходилось два стола, третий занимала Григорьянц. По ее предложению отдел работал в две смены, она же — в обе. Здесь шла редакторская работа над сценариями спектаклей и фильмов, здесь же Григорьянц принимала редакторов и режиссеров других отделов — за ней была еще и эстрада, а там передач поболее, там вскоре появилась самая «фирменная» — «Голубой огонек». А в доогоньковский период гордостью Нины Григорьянц был только «Музыкальный киоск», ею придуманный и поставленный на «колеса». Именно Григорьянц разглядела в молоденькой девушке-редакторе Элеоноре Беляевой очаровательную актрису-ведущую.
«Голубые огоньки» подсказало время. Растущему телевидению, уже сменившему лакированные «ящички» с линзой — «КВН» — на «Рекорды» и «Старты» — это уже были «ящики», без линз — нужны были не только
сборные концерты, которые транслировались из Колонного зала, и не только небольшие передачи, но и солидная развлекательная программа. Ею и стал «Голубой огонек», над ним работал отдел эстрады, а в критических ситуациях, без которых телевидение не бывает, — и почти вся редакция.
В большом коллективе единомышленников должен быть «человек-мотор». Им стала Григорьянц. Она умела разогреть страсти, умела их и погасить. Лучше, чем кто-либо другой, умела разглядеть в сыром материале
будущую передачу. Не была конъюнктурщиком, но время и его задачи чувствовала очень тонко. «Огоньки» в ту пору выходили по субботам, эфир — «живой», видеозаписи еще не существовало. (Эстет Генкина, не любившая эстраду, считала «Голубые огоньки» верхом пошлости и не скрывала этой суровой оценки от Нины Нерсесовны. И ошибалась. «Пошлости» в «Огоньках» Григорьянц не было и в помине. И так все 13 лет ее причастности к руководству редакцией. Да уж куда больше — мало кто знает, что она не рекомендовала приглашать в передачи Пугачеву, находя в ней «пошлинку». Правда, это было до феерического взлета певицы с песней «Арлекино», с которой началось повальное всенародное сумасшествие — пугачевский фанатизм.)
Музыкальный эфир рос — и по дням, и по часам. Нужны были профессиональные кадры, и Григорьянц «тихой сапой» начала добывать их у Чаплыгина. На ТВ ушло несколько редакторов, в том числе и пишущий эти строки, к тому времени уже сменивший свой «статус» нештатного автора на штатного редактора. Телевидение привлекало «ездой в незнаемое», а Григорьянц, умевшая смотреть далеко вперед, рисовала широкие перспективы на этом пути.
Так и получилось, что благодаря ей музыкальное радио протянуло руку помощи малышке-телевидению. Кто-то из «беглецов» ушел на «Голубой огонек», в эстраду, я же выбрал музыкальный театр, где шла работа сразу над несколькими спектаклями. В этом телетеатре Григорьянц открыла цикл «Жизнь замечательных музыкантов». Были поставлены двухсерийные «Иоганн Себастьян Бах» и «Оправдание Паганини», спектакль «Неоконченная симфония» — о Шуберте (его роль исполнял никому тогда неизвестный Александр Калягин, поразивший всех мастерством и портретным сходством со своим великим героем). Ставились спектакли, состоящие из фрагментов опер русских и советских композиторов, одноактные оперы зарубежных авторов — Равеля, Пуленка, Пуччини, словно написанные для телевидения, которого при их жизни не существовало. Отважились даже на буффонаду — «Этот брадобрей из Севильи» — по «Севильскому цирюльнику» Россини.
Пылкой любовью Нины Григорьянц были телевизионные малоформатные оперы — ее идея, ее начинание, — написать которые она предложила нескольким молодым композиторам, и они с энтузиазмом принялись за
дело. Три из них удалось поставить — оперы Юрия Буцко, Кирилла Волкова и Владислава Агафонникова. Хотела устроить конкурс на лучшую телеоперу, но это осталось только в ее мечтах. И не по ее вине...
А всего за несколько лет в 60-х было поставлено 40 музыкальных спектаклей! И это — на нищем шаболовском телевидении, где были всего две студии, приспособленные для постановочных передач!
И, наконец, — биографические телефильмы. (Кинообъединения «Экран» на телевидении тогда еще не было.) Из них упомяну три: «Сказание о русской земле» — фильм, посвященный Юрию Шапорину; «Сын Оки» — об Александре Пирогове, и лучший, на мой взгляд, из биографических фильмов — «Особняк на улице Графтио» — о Шаляпине.
В конце 60-х, обретя уже значительный опыт в музыкальном телевидении, Григорьянц выпустила небольшую книжку «Музыка на экране», которую я бы назвал исследованием, единственным в своем роде. Это были ее размышления об особенностях создания музыкальных передач, о роли редактора. И хотя она не трудилась над ними в студиях, но через ее руки проходила их не одна сотня, она же была человеком наблюдательным с острым взглядом, ее аналитический ум делал выводы из успехов и неудач.
Со стороны все виднее...
из книги
«Музыка на экране»:
«Готовится ли передача в стенах телевидения, или исполнители приглашаются с уже готовым материалом, написана ли песня по инициативе редакции или это отрывок из спектакля, идущего в театре, — художественный критерий в их оценке всегда один. У редактора может быть лишь один подход, одна позиция в отношении к материалу, который он так или иначе готовит для экрана. В каком бы жанре музыкальный редактор телевидения ни работал, он не может забывать о воспитательном назначении искусства. В любой передаче он должен проводить определенную художественную политику, отбирая для эфира произведения, достойные миллионного тиража.
Только уважая своих зрителей и понимая музыку как искусство содержательное и глубокое, можно выполнить свою задачу — нести людям одновременно и полноценный отдых, и радость знакомства с миром прекрасного».
Что ж, в те времена это знакомство было не шляпочным...
Что произошло дальше с телевизионным музыкальным театром? А дальше... Дальше пришел, как я уже говорил, тот самый новый председатель, и театр вскоре был закрыт. Но это уже новая глава в жизни Нины
Нерсесовны Григорьянц.
Для чего я столь подробно пишу о музыкальной редакции шаболовской эпохи, где первой скрипкой была Нина Григорьянц, а дирижировали Владимир Меркулов и Георгий Иванов — заместитель председателя Комитета тогда уже по телевидению и радиовещанию? Кому это интересно сегодня? Но ведь это было, было, и осталось в пожелтевших папках и коробках кинопленки в телерадиоархиве. Правда, сегодня ТВ убежало далеко вперед и в сторону от 60 — 80-х годов, и его прошлое ему не нужно. Другое ТВ, другие люди. Сегодня делается американское телевидение, как несколько лет назад признался один из руководителей ОРТ.
Что поделаешь, каждому времени — свой фрукт. Главное, чтобы он был сочным и сладким.
Но вот недавно в Музее Шаляпина на Садовом кольце мне довелось увидеть тот самый фильм, который был снят на Шаболовке в середине 60-х прошлого века. Ушедшее время, этот ностальгический плюсквамперфект,
дохнуло на меня, но я быстро забыл о плохой пленке, на которой снят фильм, о тесных наших комнатках, о грохочущих дверях единственного лифта, о запахе котлет, который расползался по нашему корпусу из столовой, — я оказался у этого фильма в плену и дышал только в те секунды, когда позволял экран.
С конца 69-го Шаболовка стала превращаться в останкинскую «подсобку». Засветились окна огромной коробки из стекла и бетона, построенной с русским размахом по европейским канонам близ Шереметевского
дворца. Шприцеобразную высоченную телебашню увенчивал красный флаг — как символ незыблемости советского государства. Увы...