Галина Стельмах
Я-женщина!
(март 2013 г.)3
-А кто определял музыкальную стилистику ансамбля? Как она вообще формировалась?
Я могу сказать однозначно и, слава тебе господи, что это был Юрий Маликов. Он определял репертуарную политику. Мы-то все хотели по своей молодости и дурости петь на нашей эстраде на английском языке, но тогда бы ни один худсовет нас никуда не пропустил. А у него был великолепнейший нюх на песни. Ему притаскивали кипу разных клавиров и надо было, не обидев автора, выбрать то, что нужно. Иногда авторы ждали нас месяцами,чтобы мы записали их песни, потому что мы были на гастролях.
-Как подбирался репертуар? Какие работы с какими композиторами запомнились?
Я уже говорила, что репертуар подбирал Юрий Фёдорович Маликов и огромное ему спасибо. Мы бы сами не смогли это правильно сделать. А те песни, которые выбирал он, живут по 35-40 лет в народе. Их хотят слышать зрители, и часто их знает даже молодёжь, исполняют в караоке и т.д.
Первый наш композитор – это Марк Григорьевич Фрадкин. Это наш «крёстный отец», который поверил начинающим юным артистам в джинсиках, с длинными патлами.Спасибо ему, что он отдал нам и «Увезу тебя я в тундру», и «Добрые приметы», и писал для нас другие хиты. Даже такую серьёзную, как «У деревни Крюково», которую я просто считаю маленьким шедевром. Здесь сложился талант Марка Фрадкина, Сергея Острового, да и мы тоже не сплоховали, поэтому её поют до сих пор, даже дети. Например, «До-ми-со-ль-ка». Молодёжь её воспринимает великолепно.
Хотелось бы вспомнить и Сергея Дьячкова. Это– гениальный музыкант и композитор. Очень жалко, что он уехал, а теперь его уже и нет. Он такие песни писал! Очень своеобразные мелодии. Нишу его так никто и не занял. На фортепьяно играл божественно. Причём, был человек – оркестр. Левой рукой он делал басы, барабаны. Я иногда говорила:
-Серёж, может быть так и запишем, больше ничего не надо?
Я сама в то время хорошо играла на фортепьяно, но так придумать и так сделать не смогла бы, поэтому всегда стояла перед ним, склонив голову.
Уехал он в расцвете творческих сил, но там как-то заглох.
-Кто занимался аранжировками?
Юрий Фёдорович Маликов всегда говорил:
-Ребята, вы лучше меня знаете жанр, делайте аранжировки сами.
Аранжировками занимались: Валентин Дьяконов, Геннадий Жарков, Сергей Березин и я. Мой вклад был достаточно большой, хотя и считалось, что девушка и аранжировки вещи несовместимые, я делала очень много аранжировок и инструментальных, и вокальных.
Я расписала весь вокал для «тундры», участвовала в создании аранжировки «Не надо печалиться». «Вербу» я полностью сделала: и вокал, и инструментал, очень много писала басовых партий, потому что Юрию Фёдоровичу Маликову было некогда, он носился по своим организационным делам, с композиторами встречался, чиновниками общался.
Маликов – высокограмотный музыкант, но ему совершенно некогда было заниматься аранжировками. Он выполнял работу художественного руководителя и директора, у него была масса организационных дел. Он при этом хорошо умел читать с листа, и приезжая на репетицию, брал бас-гитару и очень быстро включался.
И у него и у Коли Раппопорта за плечами уже был Москонцерт, загранпоездки, они работали с великими джазовыми музыкантами, с великими певицами 60-х годов, но вокально-инструментальный жанр был совершенно иной. Даже сравнивая звукоизвлечение: если после контрабаса взять бас-гитару, то многим кажется, что это одно и тоже. Нет – это две большие разницы! И то, что Коля Раппопорт играл в джазовых коллективах – это одно, а в вокально-инструментальном ансамбле совершенно другая фактура. Поэтому они очень спокойно слушали наше мнение.
Чем круче музыкант, тем он спокойнее воспринимает, когда ему говорят:
-А давай попробуем вот так!
Это только начинающий музыкант, который ещё ничего не знает, который считает, правильным только своё мнение - всё принимает в штыки. Потом он немного умнеет и считает:
-Я и Моцарт!
Потом ещё умнеет и получается:
-Моцарт и я !
А когда совсем приходит мудрость:
-Только Моцарт!
-По какому принципу подбирались солисты для разных песен?
А выбирать кто будет солировать было очень легко. У всех ребят тембры голосов отличались: у Вали Дьяконова, у Юрия Петерсона, у Анатолия Могилевского. Ну и, естественно, мой женский голос. Вокальный костяк составляли названные имена. Они до того разные, что сразу было ясно, для кого какая песня.
Толя Могилевский пел более энергичные, ритмичные, радостные, танцевальные песни, где можно включить «конго-бонго».
Валя Дьяконов ближе к тенору, но вообще он баритон, между баритоном и тенором. Вообще у него диапазон очень большой. Это могла быть песня и гражданского звучания, и песня о любви. Он мог спеть «Ивушку» и тут же: «Я сегодня до зари встану…»
Вот Юрию Петерсону песни гражданского звучания, на мой взгляд, не очень подходили. Петерсон – романтик.
Поэтому, когда когда Маликов приносил новый клавир, а я обычно начинала играть, сразу становилось ясно, чья это песня.
Бывали ещё дуэты. Я пела с Геной Жарковым украинские песни. Гена был великолепный трубач, но он мог и петь А какие у него были усы? Прямо запорожский казак!
При этом вся фишка заключалась в том, что, не смотря на такие разные тембры, все умели петь в унисон. Мы все умели убирать свой тембр и петь в унисон так, чтобы это казалось одним голосом, просто в нескольких наложениях. Некоторые не очень хорошие, не слишком грамотные музыканты говорят:
-Вот у вас много было унисонов, а надо было аккордами петь.
Аккордами петь легче. Сложнее взять четыре разных голоса и суметь спеть тютелька в тютельку. Вот где высший пилотаж. А аккордами… ?
У нас и аккорды были.
 |
-Каков был общий уровень музыкантов "Самоцветов"?
Уровень музыкантов был высокий. Сейчас всё по—другому. Большое значение имеет подача, внешний вид. Недостатки мастерства могут исправить технические средства. Шоу - бизнес полностью перестроился. Может быть, так и надо делать.
А тогда ты выходил на сцену, брал, например, гитару, и надо было быть и вокалистом, и инструменталистом. Надо было петь и играть. Просто певцов или просто музыкантов не брали, и то и другое надо было уметь делать "на уровне". Когда приходил новый человек, Маликов и все остальные вместе прослушивали, что он может делать.
Высокий уровень музыкантов был необходимостью. Ведь как мы записывали музыку - сначала мы записывали инструментал, все одновременно. То есть каждый инструмент: бас-гитара, труба, барабан, саксофон, фортепьяно и прочее, все были отделены какими-то огромными фанерными перегородками. Так было в Доме звукозаписи. И так же было на «Мелодии». Все играли одновременно и сыграть нужно было от первой до последней ноты все правильно. Не было такого:
-Стоп, передохните!
А потом дальше поехали.
Иногда люди срывались. Например, во время записи я стояла, смотрела на всех, дирижировала, показывала, допустим, что идёт второй куплет, второй припев, потому что люди иногда немножко терялись, каждый же никого не видит, сидит в своей фанерной клетке. И вдруг кто-нибудь в самом конце не ту ноту сыграл! Всё опять заново, всё "от и до". И если тот же самый человек второй раз ошибся, то на него уже смотрели безо всякого дружелюбия. Опять надо по новой переписывать. А кто-то ещё сорвался. Опять по новой. После этого нервы на взводе. Иногда по 4-5 раз приходилось переписывать. Это было очень плохо. Надо было максимально со второго дубля.
-Это очень сложно.
Ну естественно, поэтому музыканты знали свою партию от зубов. Иногда, даже если и напивались вусмерть, то играли всё равно без всякой ошибки. Иногда музыкант уже ничего не понимал, не помнил как его зовут, но ноты все чётко воспроизводил и любую подпевку споёт не фальшивя, и всё наиграет как надо.
Это было, конечно, безобразие, настоящее безобразие, но такое бывало.
Иногда.