Сергей Соловьев
Игорь Кларк:
Я не хотел писать попсу.
(апрель 2013 г.)1
 |
-Каково происхождение Вашей фамилии? Что-то есть от мореплавателей?
Да, что-то такое есть, но, по-моемому, всё это не очень точно, скорее всего домыслы. Хотя известно, что капитан Чарльз Кларк, единственный оставшийся капитан после смерти капитана Джеймса Кука, привел оба корабля во Владивосток на зимовку. После зимовки английские моряки стали возвращаться через Америку домой, а Кларк женился на диакониссе Степаниде. По тем временам это было странно, чтобы православная диакониса выходила замуж.
Детей у них не было, а если и были, то – тайный ребенок. Сколько я не искал об этом информации, ничего нет. Чарльз Кларк умер от туберкулёза и был похоронен в Петропвловске-Камчатском. Примерно в 1830 году в Хабаровске нашёлся Эдмунд Кларк. О нём лишь известно, что был служащим. И у него нашлись документы Чарльза Кларка. Что связывало обоих Кларков – непонятно. Я предпочитаю думать, что они были родственниками, иначе –откуда документы?
-А Вам родители не рассказывали родословную?
Мой дед Иннокентий и мой отец Владимир по документам русские, ну и я, соответственно, тоже русский. Отец был ранен в начале Великой Отечественной войны. После госпиталя в Харькове его демобилизовали и он вернулся в Москву. Оказалось, что во время эвакуации в вагон, в котором ехали бабушка и её сын Игорь, попала бомба…
Деда, полковника НКВД, расстреляли ещё в 37-м.
Вообще, у всех Кларков в России – очень скорбная судьба. В своё время, в 1967-68 году в "Литературной газете" была статья по этому поводу. Какая-то планида нехорошая…
Тогда знакомый профессор из МИСиСа помог отцу поступить в филиал института в Челябинске, после окончания которого, отца распределили в Ухту. В то время он и не хотел возвращаться в Москву, во-первых, не к кому, а во-вторых, нехорошие довоенные воспоминания, связанные с семьёй. Там, Ухте, отец познакомился с моей будущей мамой – самой красивой девушкой города и в результате родился я.
Ухта в то время – это УХТЛАГ, город политзэков, кем был и мой дед по маминой линии, попавший сюда из Ленинграда за то, что сказал что-то не то, преподавая в местном университете. Контингент, населяющий город, состоял из бывших актеров, музыкантов, художников, миллионеров из Шанхая, шпионов. В числе шпионов были и женщины-проститутки, обладавшие недюжинными познаниями в иностранных языках. В общем, публика была интересная.
 |
Мама работала в лаборатории НИИ, а вечерами вместе с дедом участвовала в постановках любительского местного театра, в труппе которого были известные актеры того времени. После спектакля деда сажали в автозак и отвозили на зону, а маму поклонники провожали домой. С некоторыми актерами, кстати, я потом встречался в Москве. Например, был такой пианист Вельц, который после войны давал концерты в зале Чайковского, а на стене камеры УХТЛАГа у него была нарисована клавиатура, на которой он занимался. Отец, кроме того что был инженером, занимался живописью и меня приобщал. До войны он учился в художественном училище. Одним словом, у меня было некоторое творческое начало.
-Как же Вас в таком творческом окружении потянуло к музыке?
В городе была музыкальная школа, педагогический коллектив в которой состоял из зеков на поселении Среди них были хорошие скрипачи и пианисты. Чтобы я развивался разносторонне, кроме того, что я учился в классе с математическим уклоном, родители меня отправили на скрипку. Через некоторое время родители развелись и я был предоставлен сам себе. Постепенно превратился в уличную шпану и меня попросили из музыкальной школы. Тем не менее родители хотели, чтобы я занимался музыкой.
По соседству с нами жила княгиня Тверцына Ирина Павловна с двоюродным братом Евгением Головиным, родственником семьи Романовых. И она, по просьбе мамы, стала меня обучать игре на фортепиано. И это тоже быстро мне наскучило. Но однажды я услышал какую-то популярную песню и сам подобрал её на пианино. Это мне понравилось. У отца был магнитофон-приставка «ВОЛНА», а следовательно и записи популярных тогда латиноамериканцев, слушая которых и подбирая на пианино, я увлёкся музыкой.
 |
В 7-ом классе школы я и трое приятелей организовали ансамбль, где я играл на трубе, гитаре и фортепиано и играли ту же музыку, что я слушал дома. Нам очень хотелось быть взрослыми, быть с ними в одном круге общения, чтобы старшеклассники принимали нас за своих. И одним из путей к этому, были выступления нашего ансамбля на школьных вечерах.
В 1966 году я хорошо закончил школу и поехал поступать в Московский Энергетический Институт на теплоэнергетический факультет (ТЭФ).
-Какая музыка окружала студентов того времени?
Тогда в Москве началось гитарное движение. В МГУ, например, была индонезийская группа «Экватор», которые были упакованы аппаратурой, в том числе и гитарами «Фендер». На одном из вечеров отдыха я познакомился с Валерием Сауткиным. Он учился на 5-м курсе того же факультета. И однажды случилась бомба – приехала группа «Сокол». В качестве администратора у них был Юрий Айзеншпис. Уже тогда он ходил с охраной из двух человек устрашающего вида. В комплект аппаратуры «Соколов» входили усилители с подводных лодок!
Первую песню, которую я услышал в их исполнении – «Дом восходящего солнца». Играли так, как я слышал два года назад по радио. Я был просто потрясён! Никак не ожидал услышать эту песню «в живую». Я, конечно, слышал разную музыку на пластинках, на записях, но это не производило такого впечатления.
Это выступление группы «Сокол» вдохновило нас на создание собственной группы на ТЭФе – группы «Кардиналы». С аппаратурой нам помог Валера Сауткин. Он нам достал два усилителя ТУ-100 и две трофейные колонки «Телефункен», которые в войну немцы ставили по линии фронта для агитации советской армии. Я сел за орган «Юность», Юрий Шахназаров играл на барабанах. Это было началом его музыкальной карьеры. Потом он уже играл с Градским в «Скоморохах» на бас-гитаре, пока не перешел в «Аракс», где стал играть на гитаре. Вообще, никакие личные привязанности Юре не мешали, он твёрдо шёл к своей цели. Ему, например, нравилась Татьяна Конюхова, он с ней познакомился!
Гитаристами были трое москвичей- мажоров со своими инструментами: О.Тверитинов – бас, И. Огородников – ритм, В.Щербаков – соло. Играли они на начальном уровне. Кстати, у Огородникова мы были в гостях в Доме на набережной. Обстановка в квартире носила налёт временности, потому что вся мебель была в чехлах.
Репертуар у нас начался с инструменталок «Шэдоуз» и «Венчерс». Сначала выступали на вечерах отдыха в общежитии, потом перебрались в ДК МЭИ, где пользовались успехом. Так же выступали и в других ДК. Организацией концертов занимались Валера Сауткин и комитет комсомола. Таким образом, я постепенно втягивался в новую ветвь развития музыкальной коммуникации, узнавая о том, какая нужна аппаратура, кто это обслуживает, кто делает рекламу, кто организатор, какие музыканты ценятся и т. д.
-Есть разные мнения об отношении комсомола к развитию музыки в то время – или комсомол запрещал всё новое, или всё можно было сделать через комсомол.
Все молодые люди, которые входили в состав комитета ВЛКСМ МЭИ, любили музыку того времени. Без их поддержки ничего бы не состоялось. Ведь то, что мы играли, для них тоже было развлечением. Но с другой стороны я никак не мог понять откуда брались дружинники – комсомольцы, которые один раз взяли меня за локотки и насильно повели в подвал, где мне разрезали штаны и подстригли волосы. И это было повсеместно.
Из-за активного музицирования у меня возникли проблемы в посещением занятий в институте. И, кстати, именно комсомол боролся за то, чтобы меня не отчислили. Мне перенесли сессию на осень. Но к тому времени Шахназаров перешел в «Скоморохи». На его место пришел О.Тверитинов «Клещ». С остальными «Кардиналами» у меня возникли творческие разногласия – мне хотелось играть более жесткую музыку. И тут на одном из концертов ко мне подошли ребята с Ленинского проспекта и пригласили к себе на репетицию. Они играли очень лихо, при этом не зная нот, аппарат у них был качественный, например, гитары были «Телекастер». Группа называлась «The Bats». Им был нужен клавишник и я согласился, тем более что мне нравился их репертуар – в стиле «Сэтисфэкшн» из «Роллинг Стоунс». Мы дали несколько концертов. При этом из «Кардиналов» я ещё не ушел.
Летом 67-го года «Кардиналы» поехали в лагерь МЭИ в подмосковную Фирсановку, и я пригласил туда ребят из новой группы. Мне разрешили выступить с ними. Такой музыки и свободного поведения на сцене никто не ожидал. Восторга у публики не было. Мы оказались не понятыми. Это было самое начало рок - движения в стране, и мы были в некоторой степени первыми. Больше с совместными выступлениями я решил не экспериментировать.
Осенью я экзамены не сдал и перевелся в Институт нефти и газа. Но мне там не понравилось музыкальная обстановка, т.к. в этом вузе зарождался КВН и музыкальная составляющая пошла по боку. Кроме того, в Ухте родители окончательно разошлись и в итоге я со слезами вернулся домой, так не хотелось уезжать.
Однако, я был в полной уверенности, что ещё приеду в Москву.